Иван Ефремов - Туманность Андромеды

    — Мне кажется, лучший подарок, какой женщина может сделать любимому, — это создать его заново и тем продлить существование своего героя. Ведь это почти бессмертие!

    — Мужчины судят по-другому в отношении нас, — ответила Веда. — Дар Ветер мне говорил, что он не хотел бы дочери, слишком похожей на любимую, — ему трудна мысль уйти из мира и оставить её без себя, без одеяния своей любви и нежности для неведомой ему судьбы… Это пережитки древней ревности и защиты.

    — Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом, — продолжала поглощённая своими мыслями Низа. — Отдать его на воспитание, едва выкормив!

    — Понимаю, но не согласна. — Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в её душе. — Одна из величайших задач человечества — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к её ребёнку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за своё детище.

    — Я это понимаю, — сказала Низа, — но как-то умом.

    — А я вся, до конца, чувствую, что величайшее счастье — доставлять радость другому существу — теперь доступно любому человеку любого возраста. То, что в прежних обществах было возможно лишь для родителей, бабушек и дедушек, а более всего для матерей… Зачем обязательно всё время быть с маленьким — ведь это тоже пережиток тех времён, когда женщины вынужденно вели узкую жизнь и не могли быть вместе со своими возлюбленными. А вы будете всегда вместе, пока любите…

    — Не знаю, но подчас такое неистовое желание, чтобы рядом шло крохотное, похожее на него существо, что стискиваешь руки… И… нет, я ничего не знаю!..

    — Есть остров Матерей — Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего ребёнка.

    — О нет! Но я не могла бы и стать воспитательницей, как это делают особенно любящие детей. Я чувствую в себе так много силы, и я уже раз была в космосе… Веда смягчилась.

    — Вы — олицетворение юности, Низа, и не только физически. Как все очень молодые, вы не понимаете, сталкиваясь с противоречиями жизни, что они — сама жизнь, что радость любви обязательно приносит тревоги, заботы и горе, тем более сильные, чем сильнее любовь. А вам кажется, что всё утратится при первом ударе жизни…

    При последних своих словах Веду вдруг осенило. Нет, не в одной лишь юности была причина тревог и жадных стремлений Низы!

    Веда впала в свойственную многим ошибку — считать, что раны души заживают одновременно с телесными повреждениями. Совсем не так! Долго-долго остаётся ещё рана психики, глубоко скрытая под здоровым физически телом, и может открыться неожиданно, иногда от совсем незначительной причины. Так и у Низы — пять лет паралича, пусть совершенно бессознательного, но оставившего память о себе во всех клеточках тела, ужас встречи со страшным крестом, чуть было не погубившим Эрга Ноора.

    Угадав направление мыслей Веды, Низа глухо сказала:

    — После железной звезды меня не покидает странное ощущение. Где-то в душе есть тревожная пустота. Она существует вместе с уверенной радостью и силой, не исключая их, но и не угасая сама. Но бороться с ней я могу лишь тем, что должно захватить меня всю, не оставляя меня наедине с этим… Теперь я знаю, что такое космос для одинокого человека, и ещё больше склоняюсь перед памятью первых героев звездоплавания!

    — Я, кажется, понимаю, — ответила Веда. — Я была на затерянных среди океана маленьких островках Полинезии. Там в часы одиночества перед морем тебя всю охватывает бесконечная печаль, как растворяющаяся в однотонной дали тоскливая песня. Должно быть, древняя память о первобытном одиночестве сознания говорит человеку, как слаб и обречён он был прежде в своей клеточке-душе. Только общий труд и общие мысли могут спасти от этого — приходит корабль, казалось бы, ещё меньший, чем остров, но необъятный океан уже не тот. Горсточка товарищей и корабль — это уже особый мир, стремящийся в доступные и покорные ему дали. Так и корабль космоса — звездолёт. В нём вы с отважными и сильными товарищами! Но одиночество перед космосом… — Веда вздрогнула. — Вряд ли человек способен вынести его.

    Низа прижалась к Веде ещё крепче.

    — Как правильно вы сказали, Веда! Оттого я и хочу всего сразу…

    — Низа, я полюбила вас. Теперь я больше согласна с вашим решением… Оно мне казалось безумным.

    Низа молча сжала руку Веды и ткнулась носом в её холодную от ветра щёку.

    — Но выдержите ли вы, Низа? Это так невероятно трудно!

    — О какой трудности вы говорите, Веда? — обернулся услышавший её последнее восклицание Эрг Hoop. — Вы сговорились с Дар Ветром? Он уже полчаса убеждает меня отдать молодёжи мой опыт астролётчика, а не уходить в полёт, из которого не возвращаются.

    — И что же, удалось убеждение?

    — Нет. Мой опыт звездоплавания ещё более нужен, чтобы довести "Лебедя" до цели, туда, — Эрг Hoop указал на светлое беззвёздное небо, где ниже Малого Магелланова Облака, под Туканом и Водяной Змеёй, должен был гореть яркий Ахернар, — довести по пути, не пройденному ещё ни одним кораблём Земли или Кольца!

    С последним словом Эрга Ноора за его спиной вспыхнул край выдвинувшегося солнца, лучи которого смели всю таинственность белой зари.

    Четверо друзей подошли к морю. Океан дышал холодом, накатывая на отлогий берег ряды беспенных волн тяжёлую зыбь бурной Антарктики. Веда Конг с любопытством смотрела на стальную воду, быстро темневшую с глубиной и под лучами низкого солнца принявшую лиловатый оттенок льда.

    Низа Крит стояла рядом в шубке из голубого меха и такой же круглой шапочке, из-под которой выбивалась масса тёмно-рыжих волос. По обыкновению, девушка слегка вскинула голову. Дар Ветер, любуясь ею, нахмурился.

    — Ветер, вам не нравится Низа? — с утрированным негодованием воскликнула Веда Конг.

    — Вы знаете, что я восхищаюсь ею, — угрюмо ответил Дар Ветер. — Но сейчас она показалась мне такой маленькой и хрупкой по сравнению с…

    — С тем, что меня ожидает? — с вызовом спросила Низа. — Теперь вы перебросили атаку с Эрга на меня?..

    — Я вовсе не думаю так поступать, — серьёзно и печально ответил Дар Ветер, — но моё огорчение естественно. Прекрасное создание моей милой Земли должно исчезнуть в безднах космоса с его мраком и чудовищным холодом. Это не жалость, Низа, а печаль утраты.

    — Вы почувствовали, как и я, — согласилась Веда, — яркий огонёк жизни — Низа и ледяное мёртвое пространство!

    — Я кажусь хрупким цветком? — спросила Низа. Странная интонация её голоса насторожила Веду.

    — Кто больше меня любит радость борьбы с холодом? — И девушка сорвала шапочку, встряхнув рыжими кудрями, сбросила шубку.

    — Что вы делаете, Низа? — первой догадалась Веда Конг, бросаясь к астронавигатору.

    Но Низа взлетела на скалу, нависшую над волнами, быстро разделась и передала Веде свою одежду.

    Холодные волны приняли Низу, и Веда вся содрогнулась, представив себе ощущение от такого купанья. Низа спокойно отплывала дальше, сильными толчками пронизывая волны. Поднявшись на гребень, она стала махать оставшимся на берегу, вызывающе приглашая последовать за собой.

    Веда Конг следила за ней с восторгом.

    — Ветер, Низа — подруга не Эргу, а полярному медведю. Неужели вы, северный человек, отступите?

    — По происхождению северный, а сам предпочитаю тёплые моря, — жалобно сказал Дар Ветер, нехотя приближаясь к заплёскам морского наката.

    Раздевшись, он потрогал ногой воду и с воплем "ух!" кинулся навстречу стальному валу. Тремя широкими взмахами он взлетел на вершину волны и скользнул в тёмную впадину второй. Только многолетняя тренировка и круглогодовое купанье спасли престиж Дар Ветра. Дыхание его прервалось, и красные круги завертелись в глазах. Несколькими резкими нырками и прыжками он вернул возможность дышать. Дар Ветер приплыл посиневший, в ознобе и понёсся в гору вместе с Низой. Спустя несколько минут они наслаждались теплом мехового одеяния. Даже знобящий ветер, казалось, нёс дыхание коралловых морей.

    — Чем больше узнаю вас, — шепнула Веда, — тем больше убеждаюсь, что Эрг Hoop не ошибся в выборе. Вы, как никто другой, подбодрите его в трудный час, обрадуете, сбережёте…

    Лишённые загара щёки Низы густо порозовели.

    За завтраком на высокой, вибрирующей от ветра хрустальной террасе Веда часто встречала задумчивый и нежный взгляд девушки. Все четверо были молчаливы, как обычно люди перед долгой разлукой.

    — Горько узнать таких людей и тут же расстаться с ними! — вдруг вскричал Дар Ветер.

    — Может быть, вы?.. — начал Эрг Hoop.

    — Моё свободное время кончилось. Пора забираться на высоту! Гром Орм ждёт меня.

    — Пора и мне, — добавила Веда. — Я погружусь в свою пучину, в недавно открытую пещеру — хранилище эры Разобщённого Мира.

    — "Лебедь" будет готов к середине будущего года, а мы приступим к сборам через шесть недель, — тихо сказал Эрг Hoop. — Кто сейчас заведует внешними станциями?

    — Пока Юний Ант, но он не хочет расставаться с памятными машинами, и Совет ещё не утвердил кандидатуры Эмба Онга — инженера-физика лабрадорской Ф-установки.

    — Не знаю его.

    — Его мало знают, так как он занимается в Академии Пределов Знаний вопросами мегаволновой механики.

    — Что это такое?

    — Крупные ритмы космоса — гигантские волны, медленно распространяющиеся в пространстве. В них, например, выражаются противоречия встречных световых скоростей, дающих относительные значения больше абсолютной единицы. Но это ещё совсем не разработано…

    — А Мвен Мас?

    — Пишет книгу об эмоциях. У него тоже немного времени в личном распоряжении — Академия Стохастики и Предсказания Будущего назначила его консультантом по полёту вашего "Лебедя". Как только подберут материалы, ему придётся проститься с книгой.

    — Жаль! Тема важна. Пора понять правильно реальность и силу мира эмоций, — отозвался Эрг Hoop.

    — Боюсь, что Мвен Мас вряд ли способен на холодный анализ, — сказала Веда.

    — Так и должно быть, иначе он ничего выдающегося не напишет, — возразил Дар Ветер и поднялся, чтобы распрощаться.

    — До встречи! Кончайте скорее ваши дела, а то не увидимся, — протянули руки Низа и Эрг.

    — Увидимся, — уверенно обещал Дар Ветер. — В крайнем случае сделаем это в пустыне Эль Хомра, перед отлётом.

    — Перед отлётом, — согласились астролётчики.

    — Пойдёмте, ангел неба. — Веда Конг продела свою руку под локоть Дар Ветра, притворно не обращая внимания на складку между его бровей.

    — Вам, наверное, надоела Земля?

    Дар Ветер стоял, широко расставив ноги, на зыбкой основе едва скреплённого каркаса и смотрел вниз, в страшную бездну между разошедшимися слоями облаков. Там виднелась поверхность планеты. Её громада, с извилистыми серыми контурами материков и тёмно-лиловыми — морей, остро чувствовалась даже с расстояния в пять её диаметров.

    Дар Ветер узнавал знакомые с детства по снимкам со спутников очертания. Вот вогнутая линия с направленными поперёк неё темнеющими полосками гор. Направо блестит море, а прямо под ногами — узкая предгорная долина. Ему сегодня повезло: облака разошлись над тем участком планеты, где сейчас живёт и работает Веда. Там, у подножия прямых уступов чугунно-серых гор, находится где-то древняя пещера, просторными этажами уходящая в глубь Земли. Там Веда выбирает из немых и пыльных обломков прошлой жизни человечества те крупицы исторической правды, без которой нельзя ни понять настоящего, ни предвидеть будущего.

    Дар Ветер, склонившись с платформы из рифлёных листов циркониевой бронзы, послал мысленный привет сомнительно угаданной точке, скрывшейся под наползавшим с запада крылом перистых, нестерпимо сверкавших облаков. Ночная тьма стояла там усеянной сверканием звёзд стеной. Слои облаков выдвигались исполинскими плотами, повисшими один над другим. Под ними в темнеющей пропасти поверхность Земли катилась под стену мрака, словно навсегда уходя в небытие. Покров нежного зодиакального сияния одевал планету с затенённой стороны, светясь в черноте космического пространства.