Рапсодия для Таис

    Когда закончилось наше путешествие от 120 до 150-го меридиана к востоку от Гринвича и от 54 по 61-ю северные широты, я вычертил свой маршрут по долине Токко, отчитался в расходе денег, полученных в Олекминске, сдал снаряжение и ходил стоять в очередях за билетом в Ленинград. Это было много труднее погрузки "камня не в деле" и к тому же после тайги весьма противно. За довольно большую плату носильщик купил мне билет в купейный вагон скорого поезда. Иван Антонович в своей спецовке выглядел "вербованным" и без отказа взял мое меховое полупальто до Ленинграда.

    ...С Иваном Антоновичем я ездил в палеонтологические экспедиции по Приуралыо и Монголии. Монголъская экспедиция интересно и правдиво описана им в книге "Дорога ветров"... Он собирался написать для юношей геологов особую книгу, которая воспитывала бы в них долг и честность к своей работе. Но не успел. Как-то мы вспоминали с ним прошлое. Я рассказал ему о яркой струящейся красоте северного сияния, о прозрачных реках и лесистых хребтах Тувы, и он сожалел, что ему не довелось быть в этих местах... Я же вспоминал давние дни нашего знакомства.

    ...В доброжелательном человеке доброжелательность проявляется в его поступках и может быть воспринята с первого общения с ним через какое-то неведомое чувство.

    Мы шли с Иваном Антоновичем по одной дороге. Возможно, для меня она окончится в горах Киргизии, или в горах Восточного Казахстана, или снова приведет к морю Лаптевых...

    Письмо к Ивану Антоновичу академика В. А. Обручева, ученого-геолога, знатока палеонтологии, писателя-фантаста

    Многоуважаемый Иван Антонович!

    Я не смог поблагодарить Вас за любезную присылку Вашего труда о Тафономии, так как сначала не имел времени познакомиться с ним ближе, а затем весь май я лежал в кровати и только недавно встал и понемногу возобновляю работу; сначала нужно было ответить на целый ряд деловых писем.

    Я не представлял себе, что о захоронении остатков животных можно собрать столько интересных материалов, чтобы написать целую книгу...

    Особенно понравились мне Ваши, указания ошибочности реконструкций местонахождений пермских позвоночных на Северной Двине и американских выводов о монгольских меловых и третичных животных. Как можно было говорить о пустынном режиме Монголии, познакомившись с этими богатейшими местонахождениями разных "завров", жизнь которых нельзя себе представить в условиях сухой пустыни, а не в стране с обильными реками, болотами и озерами, в которых и захоронялись эти водолюбивые животные? И становится обидно, что палеонтологический институт приостановил продолжение экспедиций в Монголию, вместо того чтобы настаивать на продлении их... Следовало бы устроить в институте публичную лекцию о монгольской фауне мела и третичного возраста с демонстрацией цветного фильма раскопок и реконструкций, чтобы ознакомить широкие круги с достижениями, заинтересовать результатами и побудить к возобновлению работ в Монголии и Китае. Поднимите этот вопрос в институте и устройте будущей зимой поездку нескольких лекторов с фильмами, по нескольким крупным городам СССР для лекций о результатах наших и американских экспедиций, (с критикой последних) в Монголии.

    Мне кажется, что палеонтологический институт слишком уединился в своей скорлупе. Следовало бы чаще выступать с лекциями и докладами о его работах и достижениях и печатать в популярной литературе сведения о его работах. Этим пожеланием закончу и извинюсь еще за неясности письма — на даче у нас кризис чернил, единственная чернильница содержит какие-то остатки!

    С сердечным приветом — В. Обручев.

    Писатель

    Иван Антонович Ефремов — писатель, утвердивший в научной фантастике новое художественное видение, объединяющее литературу и науку.

    Он автор "Рассказов о необыкновенном", исторической дилогии "Великая дуга" ("На краю Ойкумены" и "Путешествие Баурджеда"), космической повести "Звездные корабли" и "Сердце змеи", путевых заметок "Дорога ветров", романа "Туманность Андромеды", рассказов "Адское пламя", "Катти Сарк", "Юрта Ворона", "Афанеор, дочь Ахархеллена", романов "Лезвие бритвы" и "Таис Афинская".

    Книги Ефремова изданы на украинском, эстонском, латышском, литовском, болгарском, венгерском, польском, румынском, чешском, немецком, французском, английском и многих-многих других языках народов СССР и мира ("Туманность Андромеды" на 36 языках).

    Гуманистическая идейная основа творчества: человек — высшее создание материи, и его мысль вечна, как материя. Все произведения — звенья одной цепи, определяющей стремление писателя видеть в "реке времени" единый, диалектически развивающийся исторический процесс — от зарождения жизни и разума до высочайших вершин человеческой мысли и знания.

    Цена совершенства — жизнь.

    Роман "Тане Афинская" — его последняя любовь, обретенная наконец благословенная гармония научности и художественности.

    Филипп Вениаминович Бассин, доктор медицинских наук, профессор — о романе "Таис афинская"

    Глубокоуважаемая Таисия Иосифовна!

    Вряд ли нужно, чтобы я Вас развернуто благодарил. Я думаю. Вы знаете, что значило для меня получить эту книгу.

    Хотелось бы сказать о другом. В чем причина того очарования, которое неизменно охватывает читающего книги И. А., и, в частности, читающего "Таис"? Я назвал бы три причины.

    1. Я не знаю ни одного произведения ни в художественной, ни в научной литературе, которое с такой ослепительной яркостью воспроизводило бы жизнь ушедших эпох. Какое сочетание глубины, знаний и мощи изобразительного таланта нужно для этого: ему в этом отношении нет равных.

    2. Чувство красоты. Оно, это чувство, которое есть вместе с тем чувство строжайшей меры, дает о себе знать на каждой странице. Я вспоминаю единственное произведение, которое я мог бы в этом (только в этом!) отношении поставить рядом. Это "Стихотворения в прозе" Тургенева. Вся "Таис" — это тоже цепь таких стихотворений в прозе.

    3. Его благородство. Только он мог в чужом, варварском, непонятном мире, в который он нас погружает, увидеть искры человечности, которым не дано было погаснуть. А мог он их видеть, потому что сам был озарен их позднейшим светом, нес этот свет в своей душе.

    Письмо В. Травинского

    Уважаемый товарищ Дмитревский!

    Прочитал в одном из летних номеров "Невы" Вашу статью о "Туманности Андромеды" Ефремова. В прессе редко встретишь такую теплую и тонкую статью о фантастике. Я тоже его стойкий поклонник. Как и Вы, с радостью встретил новый ефремовский роман. Вот захотелось поделиться мыслями о "Туманности" да и вообще о Ефремове как о писателе. Не возражаете?

    Мне — 25. Впервые познакомился с Ефремовым лет 14-ти. Как-то случайно натолкнулся на его рассказ "Белый Рог". Прочитал, перечитал, взахлеб пересказал приятелям. Потом повзрослел, ныне хожу в отцах семейства, но "Белый рог", как и "Аэлита", до сих пор любимые.

    О Беляеве, или Немцове, или Казанцеве непроизвольно говоришь "фантаст", о Лагине — "писатель-фантаст", о Ефремове — просто писатель. Ефремов первый и пока единственный из наших прозаиков поднял фантастику до уровня настоящей художественной литературы.

    Когда читаешь Ефремова, забываешь оскомину стандартов, не думаешь ни о какой научности. Эстетическое наслаждение получаешь от его вещей, как от лучших художественных, не фантастических, произведений. А научность — тут же, настоящая научность, глубокая, весомая, несомненная. Она органически пронизывает все его вещи, она настолько легко и свободно впитывается в стиль, в метод, в образы, что становится частью эстетики, частью художественности — самой точной их частью. Культура мышления и широта знаний идут в ефремовских романах и рассказах незаметным впечатляющим подтекстом. Литератор и ученый у него срастаются, взаимопроникаются...

    Конечно, наиболее силен Ефремов в своих исторических романах и рассказах — об истории прошлой и будущей. Между прочим, это еще одно доказательство, что он — не ученый со склонностью к литературе, а литератор с научным образованием. Его не тянет к чисто научным сюжетам, он не популяризатор. Его привлекают темы, где научная сторона — лишь фон, орнамент, где главное — острая и по-неожиданному романтическая завязка, где странное и увлекательное действие сопровождает тяжелый лейтмотив таинственного прошлого или непривычный музыкальный ритм в космос наплывающего будущего.

    "На краю Ойкумены" — прелестный роман, целиком оригинальный и очень волнующий — и диапазоном, и особенностью героев, и искренной героикой.

    Но, конечно, вершина Ефремова — это "Туманность Андромеды".

    Сравнивать "Туманность" не с чем, по теме и методам ее решения она уникальна. Ефремов говорит не о мире будущего — об этом пытались говорить почти все фантасты, и не о людях будущего — об этом тоже писали многие, Уэллс, например. Ефремов говорит о человечестве будущего, о человечестве в целом, а не о людях Земли. Фантазия уводит к таким феноменам, что слегка кружится голова. Все грани смещаются. Человечество уже — это бессчетная масса людей, населяющих множество небесных тел. В принципе дело идет к отказу от физических разграничений, по логике событий под человечеством вскоре уже начнут понимать совокупность всех мыслящих существ, а не только землян или их потомков. "Большое Кольцо" — это ж надо иметь смелость! С обычной ефремовской почти документальной и красивой точностью выписаны все детали лиц, одежд, действий. Сколько горячей, я бы сказал, нетерпеливой страстной выдумки, фантазии в самом высоком смысле этого слова. Чувствуется, что Ефремов годами мечтал написать такой роман, жил там, в "Эре Большого Кольца". В то же время — неподражаемое ефремовское сочетание научности и художественности, — легкого, изящного, но точного описания ракеты, и тут же — музыка как "звуковой телевизор" космонавтов. Не хочется избитых слов, однако — это величественное мечтание, юное по духу, серьезное по форме, взрывательное по страсти. Это очень талантливо и очень сильно.

    До сих пор фантастика была жанром научного предвидения. После "Туманности" она стала жанром общественного предвидения. Нет, не то что — она стала способом выражения общественной интуиции будущего.

    "Туманность" трудно и не хочется анализировать, она выписанная, отчеканенная какая-то. Мудро и прозрачно. Мне, например, вряд ли удастся когда-нибудь так написать. Она вся на музыке, музыке смысла, особой и слегка грустной...

    С приветом,
В. Травинский.

    Письмо студентки таджикского государственного университета Марины Некрасовой

    Здравствуйте, Иван Антонович!

    Читаю второй раз "Лезвие бритвы" — Вашу замечательную книгу. И не могу не написать Вам — просто хочется поделиться мыслями о том, что Вы затрагиваете в своей книге. Сначала немного о себе. Я тоже имею отношение к литературе — я поэтесса. Пишу давно. Мне двадцать лет. Учусь в Таджикском госуниверситете (перешла па 4-й курс). Скоро выйдет мой первый сборник. Тематика моей поэзии, определилась давно — я пишу о пограничниках. Среди них жила, их полюбила на всю жизнь, им посвящаю стихи. И, поверьте, — они достойны!

    Ваша книга о красоте. О том, как еще не научились мы понимать эту красоту по-настоящему, как порой боимся ее. Да, я часто, к сожалению, встречаю людей с ярко выраженным стремлением уничтожить что-то красивое, если оно не принадлежит им или не укладывается в их понятие "приличного". Ох, уж эти мещанские мерки... Как вспоминается мне тогда Ваш Иван Гирин! Вот это человек! Жизнь — лезвие бритвы. Те, которые — ЛЮДИ, те идут по нему. Но ведь сколько их по обеим сторонам лезвия, даже не ведая, что существует прекрасное, которое надо понять, чтобы жить. И самое страшное — ведь некоторые этого не понимают.

    ...Вы знаете, иногда так хочется встретить такого человека, как Гирин, и поговорить, чтобы тебе все-все объяснили. Мне очень трудно жить (я не жалуюсь!) — я вечно воюю за прекрасное. И так редко встречаю людей, которых волнуют эти же мысли.

    Гирин объясняет, что человек становится чище и лучше, соприкасаясь с природой — раз; с трудностями и опасностями — два; с красотой — три.

    Наверное, сейчас все слишком легко дается, и мы не задумываемся, откуда что берется. И красоту не ценим (я говорю о молодых).

    Живем — проходим мимо. Есть такие стихи:

    Остановиться, оглянуться

    В последний раз, на вираже...

    Если остановиться — увидишь столько... Злость, отчаяние, зависть, ревность, отупение, бессилие. Где же Гирин? Где Сима? Остальные?

    Думаю — будут ли встречи, с красотой? Или все зря? Как объяснить все людям, уже привыкшим к злу и грязи? Все тревожней за будущее.

    Где веселые, сильные, красивые, бесстрашные?.. Если можно, ответьте мне, пожалуйста.

    С большим уважением
Марина Некрасова.

    Спасибо за то, что Вы написали "Лезвие бритвы"!

    * * *

    Это письмо было написано в пору юношеского становления. Понятны в нем душевная ранимость, нравственные поиски, надежды на встречу с прекрасным. Понятно желание получить совет и ощутить поддержку. Была ли она? Марина Некрасова, узнав, что готовится публикация об И. А. Ефремове, написала в редакцию: "Прошли годы, и я стала зрелым человеком. Но книги Ефремова дороги мне до сих пор и навсегда. Блестящие, умные, проникновенные, они помогли мне понять, что "сама Земля есть звезда", помогли крепко стать на ноги. Я закончила филологический факультет Таджикского университета. Стала журналистом. Пишу стихи. В Душанбе вышла моя первая книга "Тюльпаны с далеких застав". В том, как сложилась моя судьба, я многим обязана И. А. Ефремову, человеку и писателю".