Рапсодия для Таис

    Елена ВОРОНИНА, Элла МАТОНИНА

    Сегодня под рубрикой "Наши публикации" мы предлагаем читателю композицию об Иване Антоновиче ЕФРЕМОВЕ. Состоит она из писем и воспоминаний, нигде до сих пор не публиковавшихся, интересных тем, что авторы этих воспоминаний и писем в основном молодые люди, студенты. И это понятно: так естественны в юности сомнения, поиски жизненного пути, желание сопричастности к судьбе большого, сильного, талантливого человека. Такого, каким является писатель и известный ученый И. А. Ефремов. Его образ благодаря кругу вопросов и тем, которые обращены к нему или на которые он отвечает, раскрывается перед нами еще объемнее и многообразнее. Становится ясно, что и книги его и сама личность оказывали и будут оказывать на молодое поколение самое благотворное влияние в идейном, гражданском и нравствственном плане. В этом отношении — в познавательном и воспитательном — встреча с И. А. Ефремовым для нас, его современников, так же дорога, как и встреча с А. Т. Твардовским или В. А. Кавериным в тех публикациях, которые . предлагал читателю "Студенческий меридиан".

    В дом на Ленинском проспекте мы приехали с целью выбрать самое интересное из переписки Ивана Антоновича Ефремова, а вышло интервью... Впрочем, рассказывать нам начали, не дожидаясь вопросов. Мы слушали, спрашивали, время бежало, мы забыли про время, все более подвластные магии человека, глядевшего с портрета на книжном стеллаже.

    — Ну, все, все, отпускайте людей!.. — молодо смеялась сероглазая Таисия Иосифовна, безуспешно "взывая к совести" завсегдатаев дома, перекочевавших из кабинета в прихожую следом за нами. Но отпускать и не думали, считая, что ничего еще толком не было рассказано о писателе и человеке.

    Мы уходили, растревоженные и счастливые, как будто обрели негаданного и настоящего друга.

    Мы поняли, что не сможем и не захотим оказаться в положении скупых рыцарей, таящих про себя свои богатства. На этих страницах будут говорить люди, лично знавшие Ивана Антоновича, и письма — Ивана Антоновича, Ивану Антоновичу, об Иване Антоновиче, и немножко мы.

    Рассказ-монолог студента МИФИ П. Леонова

    В тот день, когда я узнал, что Ефремова не стало, шел мокрый снег. Весть застигла врасплох, как все горькие вести. Я брел по улице, и мир вокруг, еще несколько минут назад такой яркий, сделался теперь скорбным: темный асфальт, темное небо, темные дома, темные силуэты прохожих, темный снег. Все было мрачным и мокрым.

    Страшную осиротелость чувствовал я. Можно было месяцами не видеть Ефремова, не звонить неделями — достаточно было знать: он есть, и значит, порядок, все продолжается.

    В тот день, когда Ивана Антоновича не стало, я впервые отчетливо понял, что Ефремов был для меня духовным наставником...

    Письмо И. А. Ефремова — Е. Трофименко

    Многоуважаемый Женя!

    Прежде всего — спасибо за сердечное поздравление, хотя 57 лет — это не заслуга, а скорее обратное — много лет, а мало сделано.

    Отвечу на Ваше предыдущее большое письмо. Я был бы не прочь быть Вашим "духовным" наставником, так как Вы — человек хороший и мне симпатичный, но, к сожалению, это невозможно. Ведь духовный наставник — это человек, ежечасно "чувствующий" своего подопечного, всегда приходящий на помощь, разъясняющий все важные обстоятельства жизни. А что могу я, если за этим ко мне обращаются в письмах тысячи людей (ну, за наставлениями, скажем, не тысячи, а пусть сотня-другая), а я не имею никакой реальной возможности даже им всем ответить. Ведь не могу же я отвечать императивными утверждениями. Надо разъяснить, убедить, нередко просто утешить, но для этого надо каждое письмо по нескольку страниц. Вот и приходится скрепя сердце отступать в крепость и оттуда вести разговор сразу со всеми через свои произведения. И это сейчас — единственная возможность.

    ...Теперь немного о женщинах. Мне кажется, Вы делаете частую среди молодых мужчин ошибку — подавай вам идеал, а ежели не встретите такую (на самом деле, встретить — очень мало шансов, куда легче ошибиться, приняв мираж за идеал), то начинаются стоны, что, мол, так и не найду себе подруги. А ведь по-настоящему сильный человек рассуждает не так — нет идеала, так я создам его! И действительно, очень многое в женщине зависит от мужчины (как, впрочем, и наоборот). Женщина даст не то, чем она обладает, а то, что мужчина сумеет от нее взять. Так сумейте взять! И заставьте ее любовью, лаской, убеждением проявить скрытое в ней, развейте, усильте, утоньшите это — вот тогда Вы настоящий мужчина и возлюбленный. А то ведь, будь такой, как я хочу, а почему, собственно? Если она не знает иных путей и Вы не можете ей это показать? На кого пенять? Самое удобное — на нее, а на деле Вы же сами и виноваты. И вот такое в жизни встречается гораздо чаще, чем по-настоящему плохое или хорошее. Поймите это и не создавайте, как это называют психологи, себе психологического "клише" (штампа). Эти штампы порождают фанатиков или просто невежд, и очень трудно пробиться настоящему пониманию мира и жизни через броню этих штампов.

    Вот вы верно написали в конце, что, несмотря на все это, жизнь прекрасна и удивительна, а почему же так? Потому, что мы зачастую слепы к ее двусторонности и начинаем понимать это лишь в общем, после известного времени.

    С искренним уважением и приветом

    И. А. ЕФРЕМОВ
Москва, 24. 04. 64

    

    ...Иван Антонович написал, что духовный наставник — это человек, ежечасно "приходящий на помощь, разъясняющий все важные обстоятельства жизни". Но разве он не приходил на помощь, не разъяснял важных обстоятельств жизни, ведя через свои произведения "разговор сразу со всеми"?

    Ученый-писатель — человек с большой буквы, Иван Антонович Ефремов был, есть и останется нашим духовным отцом, потому что останутся его книги — великий посев, брошенный уверенной, сильной рукой. Потому что осталась наша любовь к тому, ради чего жил и к чему он шел трудным единственным путем: осталась красота сущего, научного дерзания, созидающего творчества, отношений, поступка, летнего рассвета, зимнего заката, космоса. Осталась красота Женщины.

    Все осталось нам, людям.

    Ученый

    Как начиналась его писательская дорога? Как шел он к художественному освоению мира? Видимо, прежде всего от конкретности и точности, свойственных научной деятельности. Иван Антонович Ефремов — доктор биологических наук, профессор, создатель новой отрасли палеонтологии — науки тафономии, учения о закономерностях формирования геологической летописи, автор многочисленных специальных трудов, и в первую очередь обобщающего труда "Тафономия и геологическая летопись", удостоенного Государственной премии, руководитель трех последовательных экспедиций Академии наук в Монголию. Во время экспедиций в пустыню Гоби ученый блестяще применяет положения тафономии на практике. В противовес ложным заключениям некоторых американских ученых, считавших, что Монголия всегда была пустыней, а в своих "реконструкциях" далекого прошлого, рисовавших драматические картины битв гигантских животных из-за последних остатков влаги, Ефремов доказывает, что Монголия не была пустыней и в доисторические времена представляла собой заболоченную низменность с глубокими лагунами и богатейшей растительностью.

    Частые письма из Англии, США, Австралии от коллег по науке свидетельствуют о том, что слово создателя тафономии — весомо и авторитетно.

    Да, ученый с мировым именем и еще: геолог, географ, историк, а прежде: горный инженер, моряк, шофер и даже тракторист. Неполный круг его дополнительных интересов: астрономия, кибернетика, космонавтика, медицина, социология, психология, искусство!

    Он прокладывал новые тропы по нехоженым местам страны: на Урале, в малоизведанных областях северного Сихотэ-Алиня и Амуро-Амгуньского междуречья, горных областях Якутии, Восточной Сибири, труднодоступной Верхне-Чарской котловине.

    Он искал нефть, уголь, золото, рудные месторождения. Попутно составлял географические карты, впоследствии использованные при подготовке советского Большого атласа мира.

    Бам начинался и так

    "В морозы ниже 40°, то есть больше половины времени всей работы, приходилось туго. Пришлось срочно приспосабливать все приборы и инструменты. Обшивали все металлические приборы, чтобы к ним можно было прикасаться, не рискуя отморозить пальцы". Так пишет в своем отчете Верхне-Чарская партия Прибайкальской экспедиции 1934 г. — начальник тов. ЕФРЕМОВ, географ — тов. АРСЕНЬЕВ, коллектор — студент ЛГУ тов. НОВОЖИЛОВ и коллектор-художник тов. ЛЕСЮЧЕВСКАЯ.

    Эта партия выехала на работу поздно. Ее надолго задержали уже на месте организационные неполадки и отсутствие средств. Она не получила на исходном пункте оленей (цены были непомерно высокие) и начала работу в момент ледостава.

    Можно было бы поставить крест на работе и вернуться с первой оказией на железную дорогу, сославшись на объективные причины.

    Но так не поступают советские люди.

    Стальной молоток разлетается от удара о камень на якутском морозе. А люди, наши молодые советские ученые, ведь они сделаны из того же материала, что и героические строители Кузбасса, что и полярные мореплаватели Советской страны, что и дозорные на советских рубежах. Наши люди не отступают, а берут любые крепости! Этой дерзости учит весь коллективный опыт миллионов трудящихся нашей Родины!

    Верхне-Чарская партия сделала свое дело скромно и хорошо. Но дело это героическое. Эта партия была послана для поисков нефтесодержащих структур в котловине верхнего течения р. Чары на Олекминском нагорье. Считалось, что в короткий летний сезон партия справится со своей задачей, но оказалось иначе. Зимой — уже после ледостава — партия развернула работу и сделала втрое больше, чем предполагалось. Кроме Чарской котловины, партия исследовала порожистый район Олекмы, две новых, ранее неизвестных котловины, из которых одна — Верхне-Токкинская — не меньше Чарской. Съемкой захвачены р. Хаки, Токко и часть Алданской плиты. Всего маршрутами пройдено 2750 км, из них с работой не менее 1600 км.

    Собран ценнейший материал, впервые освещающий "белое пятно" на геологической карте Сибири. Наметились выводы, имеющие огромное научное значение.

    Вот образец настоящей героической, большевистской работы! Имена товарищей, сделавших эту работу, должен знать весь коллектив работников Академии".

    С. Шмулович
Газета "За социалистическую науку"
9 апреля 1935 г.

    Из рассказа Н. И. Новожилова, в то время коллектора верхне-чарской партии, студента 3-го курса геологического факультета Ленинского университета:

    Полевая геологическая практика была обязательной для студентов, закончивших III курс университета. Заведующий кафедрой исторической геологии профессор Павел Александрович Православлев беседовал с каждым из нас, спрашивая, куда и почему хотел бы поехать студент. У меня было большое желание поехать в Восточную Сибирь; геопрактика в этой области представлялась мне более разносторонней. Павел Александрович предупредил, что, может быть, не совсем по желанию, но ему удастся подыскать поездки для всех. Два дня спустя он направил меня к академику В. А. Обручеву, а тот после краткой беседы к И. А. Ефремову. Иван Антонович в то время еще не вернулся с палеонтологических раскопок в долине Свияги. Только в 4 или 5-й визит я увидел спускавшегося по лестнице статного, молодого мужчину, и мы оглядели друг друга. "Вы — Иван Антонович Ефремов?" — спросил я. "А вы Нестор Иванович Новожилов", — утвердительно ответил он и пригласил подняться в его кабинет. Так мы познакомились.

    ...Иван Антонович и я поехали в Могочу для подыскания базы и рабочих. Базу нашли быстро. Она была неказиста, но удобна близким соседством с вокзалом. По желанию Ивана Антоновича мы обосновались на огородике в сарае рядом с коровником, а внизу было место для будущего склада. Пока были вдвоем, питались хлебом и длинной сочной редиской, которую я покупал утром и вечером у огородника-китайца прямо из грядок. Днем пили чай или молоко. Иван Антонович любил хорошие конфеты и просил покупать ему в вагонах-ресторанах проходящих поездов "сливочную коровку".

    ...В Могоче в ожидании работы было утомительно. Как-то в августе мне вспомнилось об университете, и стало ясно, что я надолго отстану от курса, а уехать к началу занятий и оставить партию без коллектора-геолога недопустимо и к тому же самому остаться без практики не лучше. Мы обсудили эту проблему. Иван Антонович начал с того, что отпустить меня не может... Столковались вот на чем: 1) Иван Антонович прочтет мне некоторые лекции из программы 4-го курса и что лучше эти лекции иллюстрировать фактическими разрезами, когда будем уже в пути к месту работы, 2) пока не разделимся, я буду вести съемку вместе с ним, 3) по возвращении в Ленинград он, кроме отзыва о геопрактике, даст справку о прочитанных мне лекциях из программы текущего курса... По лекциям Ивана Антоновича мне были зачтены тектоника, морфология и методы исследования фаций. Обширная полевая геологическая практика с самостоятельной геологической съемкой долины Токко признана была отличной.

    У Ивана Антоновича была исключительная память. Когда мы в свободные часы лежали в сарае, он читал мне на память, не рассказывал, а именно читал. В моей полевой книжке записано 15 названий. Вот некоторые из них: "Алые паруса" и "Лоцман Битт-Бой, приносящий счастье" (в других изданиях "Корабли в Лиссе") А. С. Грина, "Борьба за огонь" Ж. Рони-старшего, "Конец сказки" Джека Лондона, "Дитя из слоновой кости" Райдера Хаггарда, "Горизонт" Роберта Кэрса. Долго лежать в одном положении утомительно, я вертелся вокруг своей оси, и, когда отворачивался от Ивана Антоновича, создавалось впечатление, будто он читает по книге. Польза была обоим: Иван Антонович сохранял то, что имел, я приобретал то, чего не знал!..

    ...Иван Антонович предложил выбрать нашему кораблю имя; лучшим оказалось предложенное им самим: Аметист. Мне было поручено написать это имя голубой краской... Быстро поставили мачту, приснастили парус, из платка сделали вымпел и в полдень 4 сентября поплыли по сливу струй по Тунгиру, потом по широкой Олекме через запад Амурской области, до реки Хани, там была фактория.

    ...За Хани начинались пороги. На Чару можно было перебраться по тропе через северо-восточные отроги хребта Удокан. Где-то не очень далеко кочевали якуты. Арсеньев вызвался найти вьючных лошадей. Мало надеясь на эту возможность, в тот же день разгрузили "Аметиста" для надстройки бортов и двускатной носовой кровли. Груз перетаскивали по косогору, работали все. Оставалась самая тяжелая ноша — 80-килограммовый ящик с сахаром; нужно было нести его вдвоем, но Иван Антонович подставил спину и приказал взвалить ящик; нес его он как будто без усилий.

    ...В плавании по порожистой Олекме началась посменная геологическая служба — выезд на лодке для описания обнажений и сбора образцов: один день выезжали Арсеньев и Лесючевская, другой — Ефремов и я.

    Иван Антонович предложил мне есть из одной миски с ним, к тому времени, кроме хлеба и лепешек, ячневой каши с сахаром и чая, другой еды не было: Иван Антонович говорил, что ячневая каша в отдельной посуде не вызывает у него аппетита.