Иван Ефремов - Таис Афинская

    — Что это? Кто жил здесь в давние времена? — вполголоса спросила Таис у Неарха.

    Не отвечая, Неарх подвел афинянку к краю стены и показал на раскиданные землетрясением глыбы, лежавшие в прозрачной воде. На ровной поверхности глыб виднелся рисунок в виде клеток, обозначенных правильными глубокими бороздками. Часть квадратов была углублена, часть оставлена вровень с поверхностью камня. Получился сетчатый рисунок темных и светлых квадратов.

    Таис сразу вспомнила, где она видела похожее.

    — Крит, правда? — с загоревшимися глазами воскликнула она.

    Неарх ответил широкой довольной улыбкой.

    — Там поглубже есть развалины. Гляди: будто колонна!

    — Я хочу это посмотреть, — сказала Таис, — вода не холодная, несмотря на зимнее время. Не то что у нас в Элладе.

    — Здешних окунуться не заставишь! — весело сказал Неарх и внезапно помрачнел.

    Таис догадалась: вспомнил Эгесихору. Она ласково погладила его по руке.

    — Я нырну. — Она побежала к берегу.

    Гесиона понеслась за ней, но обеих обогнал Неарх.

    — Если уж так, то вперед пойду я. А-э-о!.. — закричал он, продувая легкие, как это делают ловцы губок.

    Сбросив одежду, критянин нырнул, а за ним последовала Таис, и, к удивлению ее, Гесиона также оказалась рядом, Таис знала, что фиванка неплохо плавает, но не считала ее способной на большее. Встревоженная, она подала Гесионе знак подниматься, но девушка упрямо мотнула головой и ушла еще глубже, в сумрачную тень, куда Неарх подзывал их жестом. На косой плоскости очень крупной каменной глыбы в полосе света четко виднелось большое изображение осьминога с причудливыми изгибами щупалец. Упавшая широкой капителью вниз колонна суживалась к основанию по критскому образцу. На ее осмотр не хватило дыхания. Таис пошла наверх. Гесиона вдруг отстала. Движения ее рук замедлились. На помощь кинулся Неарх, энергично толкнувший фиванку наверх и подоспевший как раз вовремя, чтобы подхватить ее на поверхности моря. Придя в себя, Гесиона виновато опустила глаза и более не пыталась состязаться с пловцами, подобными Неарху и Таис. А те ныряли, пока не замерзли. Выбравшись на сухую плиту, нагретую солнцем, Таис вторично в этот день удивилась. Гесиона не торопилась одеться, а безмятежно сушила волосы, почему-то не стесняясь Неарха, который прыгал и поднимался на руках, чтобы согреться, исподволь рассматривая своих спутниц, как и подобало вежливому гимнофилу.

    Вызывающий загар Таис, некогда поражавший афинских модниц, побледнел в Египте, медная ее кожа стала светлее. Чуть позолоченная солнцем Гесиона выглядела прелестной даже рядом со знаменитой гетерой. Ее ноги, такие же сильные, как у Таис, могли бы показаться чересчур крепкими, не будь они так прекрасно очерчены. Волосы распушились от ветра и окружали голову пышной копной, слишком тяжелой для тонкой девичьей шеи. Гесиона и впрямь склонила голову набок. Глубокие тени, скрыв ее большие глаза, придали лицу девушки выражение усталой печали. Она уперла одну руку в крутой изгиб бедра, а другой стряхивала песок с тела медленными плавными поглаживаниями. Короткий вздох берегового ветра набросил волосы на лоб Гесионы, и она, вздрогнув от холода, вздернула голову. Вдруг смутившись и закрываясь волосами, она убежала под сомнительную защиту высоких пучков сухой травы.

    Неарх ощутил странное чувство жалости и влечения к трагической, нежной и пылкой Гесионе. Чем-то сродни ему, изгнаннику и заложнику с детства, показалась эта девушка, в которой чувствовалась тонкая, светлая Душа. По блеску глаз Таис догадалась о переживаниях критянина и негромко сказала, набрасывая одежду:

    — Не спеши, мореход, и она будет тебе хорошей подругой.

    — Не буду спешить. Я понимаю, что ее надо разбудить. А ты отдашь Гесиону?

    — Как я могу не отдать? Она не рабыня, а свободная и образованная женщина. Я люблю ее и рада буду ее счастью. Только смотри и ты. Один неверный шаг, и… ты имеешь дело не с обычной судьбой и не возьмешь ее, как других.

    — А ты поможешь мне?

    — Прежде всего не буду мешать.

    Неарх привлек к себе Таис и поцеловал ее в обнаженное плечо.

    — Не спеши с благодарностями, — засмеялась Таис и, вспомнив что-то, слегка оттолкнула Неарха.

    Подозвав Гесиону, Таис резким движением разогнула браслет на ее левой руке, знак рабыни, и, сорвав его, бросила в море. Фиванка не успела ничего сказать, а Неарх трижды хлопнул в ладоши, выражая одобрение.

    Они переехали через пролив, правя на высокий столб, намечавший место будущего волнореза, и у западного конца пролива нашли еще остатки критских построек.

    Неарх сказал, что его снова и снова удивляет верное чутье Александра. Порт, выстроенный столь основательно тысячелетия тому назад, конечно, был важной гаванью на торговых путях великой критской морской державы. А теперь послужит и для государства сына Филиппа.

    Таис гостила в будущей Александрии до новолуния, плавая в море даже в ветреные дни. Прибыла часть отряда македонцев, сопровождавших Александра в оазис Аммона. К удивлению всех, Александр из оазиса пошел напрямик к Мемфису — трудным и опасным путем через Ливийскую пустыню. С ним остались Птолемей, Гефестион и брат няни Александра Клейт, по прозвищу Черный, гигант неимоверной силы. Поход к святилищу Аммона в зимнее время оказался не столь уж труден — воду находили в каждой большой впадине. Путь на восток, к Мемфису, более опасен и тяжел. Громадные горы песка дымились и пересыпались под ветром, бесконечным чередованием гряд пересекая все четыре тысячи стадий пути.

    Непонятно, зачем Александр решился на этот подвиг, мало что прибавлявший к его славе.

    Неарх пожал плечами:

    — А мне понятно.

    — А мне нет. Объясни.

    — Александру надо идти в глубь Азии за Дарием, через пустыни и степи, наполненные зноем. Он хочет испытать и закалить себя.

    — А что сказал оракул Аммона?

    — Ничего никому не известно. Жрецы оракула и гараманты, хранители дуба, встретили Александра с величайшим почетом. Утром он один вошел в храм, а сопровождающие ожидали его день и всю ночь. На рассвете Александр покинул убежище Аммона, сказав, что узнал от бога все, что хотел и в чем нуждался.

    — Что же теперь делать?

    — Поплывем в Мемфис. Сегодня же. Или ты хочешь еще побыть у моря?

    — Нет! Я соскучилась по Салмаах.

    И снова потянулись бесконечные равнины Дельты, показавшиеся еще более унылыми после чистых просторов моря. Критянин опять рассказывал о походах Александра. Только теперь Таис часто уходила на носовую палубу, оставляя его вдвоем с фиванкой. Она замечала, что взгляды Гесионы, обращенные к Неарху, становятся нежнее и мечтательнее. Однажды вечером Гесиона скользнула потихоньку в их общую каюту, куда Таис удалилась раньше и лежала без сна. Услыхав, что девушка сдерживает смех, Таис спросила, что случилось.

    — Посмотри, — Гесиона поднесла к свету люкноса морскую губку гигантских размеров.

    — Подарок Неарха, — догадалась Таис, — редкая вещь, под стать этой чаше.

    В углу их каюты стояла огромная, выстланная серебром, круглая плоская чаша (или бассейн) для омовений, носить которую было под силу лишь двум крепким рабам.

    — Попробуем? — весело предложила Гесиона. Она выкатила чашу, как колесо, и опрокинула на пол.

    Грохот сотряс корабль, и испуганный помощник кормчего вбежал в каюту. Очарованный улыбками женщин, он тут же прислал двух моряков, наполнивших чашу водой.

    Таис погрузила в бассейн губку, вобравшую почти всю воду, велела Гесионе стать в него и, с усилием подняв губку, обрушила ее на фиванку. Восторженный вопль вырвался из уст Гесионы, дыхание ее перехватило от целого каскада холодной воды.

    — Смотри, чтобы любовь Неарха не утопила тебя, как эта губка, — пошутила Таис, а девушка отчаянно замотала головой.

    Однако на четвертый день плавания Гесиона не вышла на корму и осталась в каюте. Таис потребовала командующего к ответу.

    — Я полюбил ее. А она… Боюсь, что Гесиона так и не оттает. Как бы я не испортил всего. Помоги чем-нибудь. Вы, искусные жрицы Афродиты, должны знать такие вещи.

    — Положись на меня, — успокоила его Таис. — Хоть и странно мне быть союзником мужчины, но уверена, что ты не обидишь мою Гесиону.

    — Надо ли говорить?

    — Не надо! — И Таис вошла под навес в каюту и оставалась там до самой ночи.

    Прошло еще два дня. Судно подходило к Эшмуну во мраке безлунной ночи. Таис лежала в каюте без сна, обдумывая слова Неарха о том, что Александр хотел идти к пределам мира на востоке. А что теперь делать ей?

    Неожиданно в каюту ворвалась Гесиона, с размаху бросилась на ковер перед ложем и, пряча лицо, протянула руки к Таис по шелку покрывала.

    Таис сильно потянула Гесиону к себе, несколько раз поцеловала в пылающие щеки и, слегка оттолкнув от себя, с безмолвным вопросом взглянула в ее каштановые глаза.

    — Да, да, да! — страстно зашептала фиванка. — И он надел мне этот браслет и это кольцо. Он сам купил их в Навкратисе, не думай, это не те, не Эгесихоры!

    — И ты пойдешь к нему опять?

    — Пойду. И сейчас!

    — Подожди немного. Я научу тебя, как стать еще более прекрасной. Хоть ты и так неплоха… Сними эпоксиду!

    Таис достала набор красок для тела и душистые эссенции. Она критически осмотрела подругу и спросила лукаво:

    — Так ли уж плоха мужская любовь?

    — О нет! — горячо воскликнула фиванка, покраснела и добавила: — Только не знаю, как надо, чтобы было хорошо ему.

    — Как к поэту, ты должна нисходить к нему богиней, готовой отдаться священному обряду, без опаски и без нетерпения. Служить ему, как перед Афродитой на морском берегу, без края и предела. Если у тебя так…

    — Да, да! Я знаю, он начальник флота у великого Александра, а я? Но все равно я счастлива, а там что пошлет судьба! Кто может спорить с ней?

    — Сами боги не могут и не смеют, — согласилась Таис. — Только мы, смертные, чтобы не погибнуть, должны быть сильны душевно.

    — А что дает силу?

    — Долгая подготовка, крепкая закалка, строгое воспитание.

    — И для гетер тоже?

    — Для нас — в особенности. Немало девушек, одаренных Афродитой превыше многих, возвысилось, принимая поклонение, как царицы, а кончали жалкими рабынями мужчин и вина, сломленными цветами. Любая гетера, ставшая знаменитой, погибнет, если не будет заранее душевно закалена, — в том и смысл учения в храме Афродиты Коринфской.

    — Я не понимаю.

    — Скоро поймешь. И когда постигнешь, что нельзя стать знаменитой только одной любовью, будет не поздно заняться танцами, искусством веселого собеседника-рассказчика.

    — Как бы я хотела стать танцовщицей, как ты!

    — Что ж, увидим. Я знаю в Мемфисе одну финикиянку, она научит тебя тайнам.

    — О, мне не нужно тайн. Я люблю Неарха и, кроме него, никогда любить никого не буду.

    Таис пристально посмотрела на фиванку.

    — Бывает и так, только редко!