| А. С. Раутиан. Иван Антонович Ефремов (1907 - 1972)
По поздним документам Иван Антонович Ефремов родился 22 апреля 1907 г. в деревне Вырица Царскосельского уезда, расположенной к югу от Петербурга на пересечении р. Оредеж (правый приток р. Луга) с Витебской железной дорогой. Однако в метрической книге Суйдинской Воскресенской церкви Царскосельского уезда записано, что он родился 9 апреля, а крещен был 18 мая 1908 г. В своей краткой автобиографии Иван Антонович по этому поводу писал: "В те годы при отсутствии паспортного режима, многие и я в том числе, несколько прибавляли себе года".
Его отец Антип (не позже декабря 1910 г. он сменил свое имя и стал Антоном) Харитонович был купцом, занимался лесоторговлей и имел чин титулярного советника. Он был выходцем из заволжских крестьян-староверов. В армии служил в лейб-гвардии Его Императорского Величества Семеновском полку - старейшем в русской гвардии, основанном в 1687 г. Петром Великим из потешных подмосковного села Семеновского.
В этот полк специально отбирали рослых и крепких парней. А это, насколько можно судить, было фамильной чертой Ефремовых. Антон Харитонович хаживал на медведя с рогатиной. В семье деда - Харитона Ефремова - было десять сыновей, на редкость рослых и могучих, с которых, по мере возмужания, он перед иконой брал клятву никогда не участвовать в кулачных боях и драках. Не подумайте, что боясь за их здоровье... Такая традиция в крестьянской семье наверняка означает, что кто-то из родственников по причине буйного характера и непомерной силищи уже тронулся в Сибирь-матушку. Высокий рост, богатырское телосложение, огромную силу, неуемный, вспыльчивый и прямой характер унаследовал и Иван Антонович, хотя, по его собственным словам, безусловно уступал в силе отцу и лишь с трудом разгибал подковы.
Как это поныне часто бывает в России с деревенскими парнями, после службы Антон Харитонович на родину не вернулся, выстроил в Вырице дом-пятистенку и твердо решил "выбиться в люди". Жену - Варвару Александровну (урожденную Ананьеву) - взял себе из села (ныне город) Тосно Царскосельского уезда (ныне Тосненского района), расположенного на пересечении р. Тосна (левого, самого крупного притока р. Нева) и московской железной дороги. Жену взял молодую и красивую. Восемнадцати лет она родила ему сына Ивана. В молодые годы Иван Антонович, говорят, был похож на мать. Перефразируя Н. В. Гоголя, можно сказать: был и ладно скроен, и крепко сшит.
Дома все было подстать мощи и вкусам отца. В комнатах стояла дубовая резная мебель. В громадных, под потолок шкафах палисандрового дерева теснились кожаные переплеты книг. По двору, вымощенному деревянным торцом, вдоль натянутой проволоки вместо собаки передвигался цепной медведь. Воспитанный в патриархальной среде отец имел крутой и деспотичный нрав. Детьми занимался мало. Дело - торговля лесом - занимало всю жизнь этого целеустремленного человека. Младший брат Ивана Антоновича - Василий - рос болезненным мальчиком, и все внимание матери было приковано к нему.
Детские впечатления Ивана были ограничены окрестностями своей деревни, недалекими (около 50 верст) поездками к бабушке (со стороны матери) и жизнью в ее доме. Моря, по словам самого Ивана Антоновича, он в эти годы не видал, значит, скорее всего, не бывал даже в Петербурге. Не удивительно при этом, что предоставленный самому себе мальчик рано научился читать и к шести годам сделался главным читателем отцовской библиотеки. Среди мещанского быта "Двадцать тысяч лье под водой" и другие романы Жюля Верна оставили неизгладимый след на всю жизнь. Так прошли дошкольные годы Вани Ефремова.
Болезнь Василия, младшего брата Ивана, заставила семью перебраться на юг, в курортный город Бердянск, один из самых солнечных городов Российской Империи, расположенный на берегу Азовского моря.
Здесь прошло отрочество и гимназические годы Ивана. Здесь он с ватагой мальчишек в 1916 г. выстрелил из пушки, стоявшей в качестве монумента в городском сквере. Здесь он впервые увидел море, хоть и Азовское, но все же море. Тут можно было грезить об открытом океане, кораблях и моряках, неведомых странах. А пока окном в мир путешествий и приключений были книги. К Ж. Верну добавились Г. Р. Хаггард ("Копи царя Соломона", "Дочь Монтесумы"), Ж. Рони-старший ("Борьба за огонь", "Пещерный лев"), Г. Дж. Уэллс ("Машина времени", "Человек-невидимка", "Война миров"), А. Конан Дойл ("Затерянный мир"), Джек Лондон ("Зов предков", "Белый Клык", "Смок Белью", "Смок и Малыш", "Время не ждет"). Иван Антонович считал, что Г. Уэллс во многом определил его мировоззрение.
В 1917 г. родители Ивана развелись. В 1919 г. мать с детьми переехала в Херсон, вышла замуж за командира Красной Армии и уехала с ним. Дети остались на попечении дочери отца от первого брака, но вскоре лишились и ее поддержки. Дальнейшую заботу о них взял на себя Отдел народного образования.
Иван же прибился к расквартированной рядом 2-й автороте 6-й армии и стал ее воспитанником, то есть "сыном полка". С ней он дошел до Перекопа. Во время артобстрела Очакова был контужен. Легкое заикание осталось на всю жизнь. Поэтому Иван Антонович был не очень разговорчивым человеком и профессором, который никогда систематически не преподавал. В автороте Ваня до тонкостей постиг устройство автомобиля и научился его водить. То и другое пригодилось в дальнейшей экспедиционной жизни, а увлечение автомобилем продолжалось всю жизнь.
В начале 1921 г. в связи окончанием Гражданской войны в Европейской России часть была расформирована, а Иван - демобилизован. В Херсоне узнал, что отец забрал детей и уехал в Петроград. Там его встретили не очень приветливо. Он работал грузчиком, автомехаником, шофером в ночную смену. Хотел учиться. До революции окончить гимназию не успел. Поступил в школу II ступени. В это время навсегда приобрел уважение и любовь к учителям. Особенно Ване запомнился В. А. Давыдов - его учитель математики.
Конечно продолжал читать. От этой "заразы" после отцовской библиотеки и гимназии излечиться было невозможно. Прочел, в частности, "Вымерших животных" Э. Р. Ланкастера и "Превращения животного мира" Ш. Депере, как раз недавно переизданных. Оказалось, путешествовать можно не только в пространстве, но и во времени. В предисловии к книге Ланкастера А. А. Борисяк упоминал о раскопках профессора В. П. Амалицкого на Малой Северной Двине. Значит путешествуют во времени и у нас, в России, а охотники за ископаемыми работают где-то тут рядом, на Васильевском острове. Эпоха географических открытий заканчивается, а путешествия на "машине времени" по настоящему начались только в эпоху сэра Ч. Лайелла и Ч. Дарвина. Много лет спустя он писал: "Не грустите, что милая старая романтика непознанной Земли ушла от нас. Вместо нее родилась романтика, требующая гораздо большего напряжения сил, гораздо большей подготовки, психологической и физической, - романтика проникновения в значительно более глубокие тайны познания".
В России тогда систематические палеонтологические исследования только начинались, а история Вселенной была еще впереди... Прозрение истории Земли, сквозь толщу ее слоев связано с той же романтикой путешествий и приключений... Понимание же истории земной жизни - окно в мир жизни в Космосе. Позже Иван Антонович был уверен в принципиальной однотипности устройства и эволюции жизни и разума по всей Вселенной. Об этом он недвусмысленно писал в повести "Звездные корабли" и сказал в интервью журналу "Техника - молодежи" в 1959 г. Но вернемся к Ване Ефремову в 1920-е годы.
Для любознательного юноши эти две книги особенно поучительны в сравнении. Книга Э. Р. Ланкастера посвящена прежде всего романтике "охотника за ископаемыми", а книга Ш. Депере учила, что путешествия в прошлое совершаются силой ума. Только после долгих лет раскопок, препаровки, сравнительного исследования в тиши кабинета перед нами оживают картины геологического прошлого. Здесь совсем другая - тихая романтика, романтика постижения сущности и исторического смысла бытия. Но ум должен быть изощрен образованием. Книга Депере уже не была легким чтением. В предисловии к этой книге Борисяк рекомендовал читателям свой же "Курс палеонтологии".
Иван обратился за помощью к председателю Русского палеонтологического общества профессору Н. Н. Яковлеву и получил разрешение пользоваться библиотекой Горного института. Однако "Курс палеонтологии" и даже встреча с А. А. Борисяком - профессором Горного института и заведующим остеологическим отделом Геологического музея Академии наук - у него дома скорее поколебали юношу в правильности выбранного пути.
Читатель вероятно уже догадался, что Иван Антонович всю жизнь, по крайней мере с отрочества, был неисправимым романтиком. Именно поэтому он сперва стал моряком, затем палеонтологом, геологом, горным инженером, писателем приключенческого жанра и наконец писателем-фантастом. Это всё этапы одного романтического пути. Не случайно первые его еще вполне реалистические литературные произведения имели общее заглавие "Рассказы о необыкновенном". Обыкновенное - скучно для романтика. Свои последние путешествия, которые в силу ограниченности человеческой жизни, возраста и здоровья он уже не мог, но мечтал совершить наяву, он, как научила его палеонтология, совершал силой ума.
А в молодости юноше грезились картины природы далекого прошлого, населенные допотопными чудовищами, о которых писали А. Конан Дойл и Р. Ланкастер, законы развития жизни на Земле, о которых писал Ш. Депере и которые постигали титаны биологической, палеонтологической и геологической мысли. Меньшее не соответствовало ни размерам его тела, ни широте его души, ни масштабам претензий молодости. Большая же часть двух томов учебника А. А. Борисяка по традиции состояла из "бухгалтерской книги" расположенных в систематическом порядке очерков найденных и описанных групп организмов, значительная часть которых была представлена небольшими и мало вразумительными (особливо для неподготовленного юноши) фрагментами. Но даже тоненькая тетрадочка третьей части, посвященной "Палеофаунистике", скорее напоминает списки руководящих ископаемых, расположенных в геохронологическом порядке, чем драму исторических смен фауны. Даже в зрелые годы Иван Антонович, отдавая дань этим необходимым, технически трудоемким описательным работам отнюдь не в них видел смысл своей палеонтологической деятельности.
Однако в библиотеку Горного института ходить продолжал. В начале 1923 г. прочел в "Природе" за 1922 г. статью П. П. Сушкина "Эволюция наземных позвоночных и роль геологических изменений климата". В ней вновь упоминались раскопки В. П. Амалицкого. "Могучая мысль ученого, - писал в 1954 г. Иван Антонович, - восстанавливала большую реку, переставшую течь 170 [по нынешним представлениям - 250. Прим. А. Р.] миллионов лет назад, оживляла целый мир странных животных, обитавших на ее берегах, раскрывала перед читателем необъятную перспективу времени и огромное количество нерешенных вопросов - интереснейших загадок науки. Это проникновение в глубины прошлых времен поразило меня ...".
Опять популярная статья произвела впечатление на Ваню Ефремова. От избытка чувств он написал письмо П. П. Сушкину. В ответ получил записку: "Приходите, но не на квартиру, а в Геологический музей. Мы побеседуем, а кстати, вы кое-что увидите...". Эту записку Иван Антонович хранил всю жизнь.
Встреча состоялась 18 марта 1923 г. Беседа проходила большей частью в Музее. Иван увидел не только собранные скелеты парейазавров из Северо-Двинской галереи, но и слепок скелета диплодока, присланный еще до революции из Carnegy Museum (Питтсбург, США), скелет индрикотерия, описанный А. А. Борисяком, и многое другое. Глаза молодого человека горели. Скелеты говорили сами за себя. А кто в тот день был его собеседником Иван смог осознать лишь с годами. Впрочем, П. П. Сушкин тоже вряд ли догадывался, что перед ним стоит будущий продолжатель его дела на ниве палеонтологии, который станет с годами еще и писателем.
Профессор П. П. Сушкин оставил классические труды в области сравнительной анатомии и эмбриологии, фаунистики и исторической зоогеографии птиц Северной Евразии, систематике соколов и палеонтологии палеозойских низших позвоночных: рыбообразных, амфибий и рептилий. Ему же принадлежит оригинальная гипотеза о происхождении человека в горных ландшафтах. Палеонтологией Петр Петрович занялся лишь под конец жизни, после переезда в Петроград. Оказавшись рядом с остеологическими коллекциями Геологического музея им. Петра Великого он почти сразу приступил к их обработке. Поэтому уже в конце 1922 г. был приглашен заведовать Северо-Двинской галереей, оставшейся без "хозяина" после смерти В. П. Амалицкого в 1917 г. Его исследования этого периода открыли новую страницу в палеонтологии низших наземных позвоночных. Никогда еще в нашем Отечестве сравнительный анатом и зоолог такого класса не брался за палеонтологический материал. Никогда палеонтология в России не знала такого детального морфологического и палеобиологического анализа. Самым крупным его преемником на этом поприще оказался И. А. Ефремов. Именно работа рядом с Петром Петровичем привила ему вкус к биологическим аспектам палеонтологии.
В 1923 г. П. П. Сушкин был избран действительным членом Российской Академии наук. Именно он готовил организацию Палеозоологического (с 1937 г. Палеонтологического) института (ПИН) и избрание в члены Академии его будущего директора А. А. Борисяка.
Не удивительно, что человек столь выдающихся достоинств произвел на Ивана Ефремова неизгладимое впечатление. Но до реализации мечты было далеко. Как водится, в Геологическом музее, в котором была Северо-Двинская галерея и трудился П. П. Сушкин не было ставки. Петр Петрович советовал поступать в университет на биологическое отделение.
Но жажда романтических приключений не может ждать своего удовлетворения так долго. В том же 1923 г. Иван сдал экзамены на штурмана каботажного плавания при Петроградских мореходных классах, а следующей весной отправился на Дальний Восток, нанялся матросом на парусно-моторное судно "III Интернационал" и до поздней осени 1924 г. плавал у берегов Сахалина и по Охотскому морю. В конце года он вернулся в Ленинград.
Сделать решающий выбор между морем и наукой было трудно. На сей раз Иван отправился к капитану Д. А. Лухманову - автору морских рассказов. Беседы с ним позже были использованы Иваном Антоновичем в большом рассказе "Катти Сарк", где рассказчик - хозяин дома - выведен под именем капитана Литханова, а сам Иван Ефремов - "молодого штурмана".
"Мы сидели у него дома на Шестой линии, пили чай с вареньем, - вспоминал Иван Антонович. - Я говорил, он слушал. Внимательно слушал, не перебивая, знаете, это большой дар - уметь слушать! - потом сказал: "Иди, Иван, в науку! А море, брат ... что ж, все равно ты его уже никогда не забудешь. Морская соль въелась в тебя". Это и решило мою судьбу".
По рекомендации П. П. Сушкина Иван Ефремов поступил на Биологическое отделение физико-математического факультета Ленинградского университета, сперва вольнослушателем, а затем студентом. Летом 1925 г. он по заданию того же Сушкина отправился в Талыш для сбора птиц. Но море не отпускало. Когда он выполнил задание, с ним случился последний "рецидив" (по выражению П. К. Чудинова). В Ленкорани он нанялся капитаном небольшого гидрографического катера. Его дальневосточные и каспийские морские впечатления спустя годы нашли отражение в рассказах "Встреча над Тускаророй", "Катти Сарк", "Атолл Факаофо".
Здесь, на Каспии, его нашла телеграмма П. П. Сушкина о вакансии препаратора в Геологическом музее АН СССР. Иван спешно возвращается в Ленинград, становится препаратором в Северо-Двинской галерее. Коллекции галереи В. П. Амалицкого препарировались главным образом в Варшаве, где он был профессором университета. В качестве препараторов он нанимал кладбищенских каменотесов. В результате многие ценнейшие морфологические детали оказались частично или полностью разрушены. П. П. Сушкин первым в России поставил работу препараторской лаборатории на научную основу. Вот "откуда есть пошла" слава ПИНовских препараторов и традиция самостоятельного препарирования научными сотрудниками наиболее ответственных и трудных для обработки образцов. Из Северо-Двинской галереи пришли в ПИН: классик препараторского искусства М. Г. Прохоров, автор первой в нашем Отечестве "Инструкции для раскопок, препаровки и монтировки ископаемых позвоночных", и скульптор-модельер от палеонтологии, выпускник Академии художеств Я. М. Эглон, непревзойденный монтировщик, препаратор, лучший монолитчик ПИНа и музейный экскурсовод. Таким образом, Ваня Ефремов был среди первых профессиональных препараторов, научившихся работать аккуратно и с пониманием дела. Видимо к этому периоду относится ефремовский афоризм, ужасный в своей двусмысленности: "Не страшно кость поломать, страшно контакт потерять". Особенно, когда вспоминаешь другой его афоризм из "Часа Быка": "Не бывает героев, бывают только неумелые палачи".
Петр Петрович как знал, что жить ему осталось не долго. И он торопится возобновить систематические поиски и раскопки местонахождений наземных позвоночных, едва начатые В. П. Амалицким перед войной. Уже в 1926 г. Иван Антонович отправился в свое первое палеонтологическое поле на гору Большое Богдо в Прикаспийской низменности. Там находится одно из первых найденных в России местонахождений раннетриасовых лабиринтодонтов в прибрежно-морских отложениях. Первые два черепа из этого местонахождения в Геологический музей привез геолог М. В. Баярунас. Эти земноводные оказались весьма интересными морфологически, тафономически и важными для стратиграфии и исторической зоогеографии континентального триаса. В это время Иван Антонович уже мог работать не только как коллектор и провел тщательное геологическое исследование местонахождения. Два года в Университете и год работы в Геологическом музее не пропали даром.
Впечатления и приключения, связанные с путешествием на Большое Богдо были записаны Иваном Антоновичем и опубликованы А. А. Борисяком в 1930 г. в статье "Русские охотники за ископаемыми", приложенной к переводу книги Ч. Г. Штернберга "Жизнь охотника за ископаемыми", в качестве воспоминаний "самого юного охотника" за ископаемыми. В 1945 г. уже в полуфантастическом преломлении впечатления от этой поездки легли в основу рассказа "Белый Рог".
Теперь по возвращении в Ленинград, к весьма нелегкой и кропотливой, но уже привычной работе препаратора добавилась научная работа. Иван Антонович готовил свою первую научную статью: "Об условиях нахождения остатков лабиринтодонтов в верфенских отложениях горы Большое Богдо Астраханской губ.". В 1928 г. она была опубликована в "Трудах Геологического музея АН СССР". Именно эта работа положила начало будущей тафономии - новой области палеонтологических исследований, созданной трудами И. А. Ефремова. Но до этого было еще более 10 лет.
"Казалось бы, мне оставалось, - вспоминал Иван Антонович, - только закончить университет. На деле все получилось совсем не так. Разнообразная деятельность препаратора, сама наука так увлекли меня, что я часто засиживался в лаборатории до ночи. Все труднее становилось совмещать интенсивную работу с занятиями. К тому же с весны до глубокой осени приходилось бывать в экспедициях". Жажда романтики не терпела никакого отлагательства. Занятия в Университете прервались на третьем курсе, но основы биологических знаний все же были приобретены.
В 1927 г. П. П. Сушкин направил своего ученика в экспедицию на реки Шарженгу (правый приток Юга) и Ветлугу. Здесь он "охотился" тоже на раннетриасовых лабиринтодонтов захороненных в отложениях огромного озерного бассейна. В 1928 г. в этих местах работы были продолжены. Оттуда он привез коллекцию черепов изумительной сохранности. Следы вскрыши от масштабных раскопок тех времен поныне видны на крутом правом берегу Шарженги под селом Вахнево (Вологодская область).
В 1928 г. умер Петр Петрович, и лабиринтодонт с Шарженги - первый таксон, описанный Ефремовым, - был назван Bentosaurus sushkini Efremov, 1929. Позже выяснилось, что под этим родовым именем раньше была описана рыба. Теперь этот род называется Bentosuchus Efremov, 1937. Не забыта была и первая любовь: в 1929 г. была опубликована вторая статья "Местонахождения стегоцефалов на северо-востоке Европейской части СССР".
После знакомства с основами исторической геологии и геотектоники, Иван Антонович в 1929 г. высказал предположение, что океанические впадины, подобно континентам, имеют сложный рельеф. Подводные горы лишены мощного слоя осадков и их магматический фундамент доступен изучению. Статья была послана в "Geologische Rundschau". Из Германии, как писал Иван Антонович в 1972 г., "она вернулась с довольно обстоятельным разгромным отзывом крупнейшего в те годы специалиста по геологии морского дна профессора Отто Пратье. Он заявил, что статья представляет собой химеру. Все дно океанов и морей сплошь покрыто рыхлыми позднейшими осадками, из-за которых недоступны коренные породы, и при современной технике нет никакой возможности добывать образцы их. Жаль, что заметка не была напечатана". Через 30 лет многие положения этой рукописи (как всегда в существенно уточненной и конкретизированной форме) стали общепринятыми.
Получив разгромную рецензию, Иван Антонович в душе не отказался от своих воззрений. Еще до революции в морской геологии 1960-х годов проблеме изучения коренных пород дна океанов, правда в полуфантастической форме, он посвятил рассказ "Атолл Факаофо".
В 1929 г. препаратор Иван Ефремов был произведен в научные сотрудники II разряда. Летом того же года он участвовал в двух экспедициях. Результаты работы на "динозавровом горизонте" в северных предгорьях Тянь-Шаня были опубликованы в статье "Динозавры в красноцветной толще Средней Азии". Публикация этой статьи в 1932 г. породила романтические мечты о будущих грандиозных раскопках наземных позвоночных не только по всей России, но и по всей Азии, прежде всего в Монголии, Китае, Индии. К этой идее сочувственно отнеслись А. А. Борисяк и Ю. А. Орлов (не один же Ефремов был романтиком...). До войны все попытки успехом не увенчались. Но после войны этому проекту суждено было осуществиться, хотя лишь частично.
Вторая поездка была на заброшенные к тому времени шахты и отвалы Каргалинских медных рудников в Оренбуржье, где издавна находили кости пермских позвоночных. В первой половине XIX века медистые песчаники Приуралья изучали геологи В. фон Квален и Р. И. Мурчисон, а добытые в них кости описывали С. С. Куторга и Г. И. Фишер фон Вальдгейм.
Весной 1930 г. на базе Остеологического отдела и Северо-Двинской галереи Геологического музея был создан Палеозоологический институт. Иван Антонович автоматически стал его сотрудником, а спустя два года был произведен в научные сотрудники I разряда. Летом 1930 г. он работает в Урало-Двинской экспедиции, расширяя на север область изучения пермских и триасовых костеносных отложений амфибий и рептилий. По результатам этой экспедиции была написана статья "Пермотриас северной части Русской платформы и его местонахождения лабиринтодонтов".
Индустриализация страны требовала новых источников сырья, и геологи Академии наук все более планомерно разворачивают систематические геологические исследования. Никто не забыл о "геологическом происхождении" Палеонтологического института и многих его сотрудников. Участвует в геологической съемке и Иван Антонович. После поездки на север он возглавляет геолого-съемочную партию в районе пос. Горный и вновь изучает Каргалинские медистые песчаники. В поселке он завел знакомства со старыми горнорабочими, которые помогли ему в поисках и исследовании заброшенных выработок. Неслучайно большая монография Ивана Антоновича о медистых песчаниках "Посвящается безымянным горнорабочим старых медных рудников Западного Приуралья - первым открывателям фауны медистых песчаников".
В 1931 - 1935 гг., работая зиму как палеонтолог, лето Иван Антонович проводит в геологических партиях. Это был период накопления палеонтологического и геологического опыта. Палеонтологические работы этого периода посвящены начатой еще в Геологическом музее ревизии лабиринтодонтов Русской платформы. Не забыт и проект будущей тафономии.
В 1931 г. он был начальником отряда Нижне-Амурской геологической экспедиции АН СССР. Из Хабаровска отряд спустился на пароходе до глухого таежного села Пермского, обследовал долину и устье р. Горин (или Горюн) и район озера Эворон. В 1932 г. на месте села Пермского начинается строительство Комсомольска-на-Амуре.
В 1932 г. Иван Антонович - начальник отряда по изысканию железнодорожной линии Лена - Бодайбо - Тында. Сам работает на участке от Олекмы до пос. Тында. Экспедиция задержалась на старте. Поэтому 600 км пути по горам и тайге приходилось идти с максимальной скоростью. Последнюю треть пути Ефремов и его спутники шли по глубокому снегу, а морозы достигали -28° С. Ныне один из участков БАМа проложен по этому пути.
"Будучи уже квалифицированным геологом, - писал Иван Антонович, - я ходатайствовал о разрешении мне, в порядке исключения, окончить экстерном Ленинградский Горный институт". Это случилось в 1933 г. "Мне пошли навстречу, и в течение двух с половиной лет удалось, не прерывая работы, закончить его". В 1935 г. Ивану Антоновичу было присвоено звание горного инженера. Однако диплом с отличием был выдан ему только в 1937 г.
В начале сезона 1934 г. Иван Антонович отправился в Татарию. Он намеревался копать Семин овраг (долина р. Свияга) к северу от небольшого г. Тетюши, где в дальнейшем была раскопана богатая фауна низших тетрапод верхнепермского возраста. Однако, прибыв на место, Иван Антонович обнаружил там чужой раскоп прошлого года. Он приступил к работе, но вскоре появилась А. П. Гартман-Вейнберг (заметим на 25 лет старше Ивана Антоновича) с отрядом и недвусмысленным намерением копать именно здесь. Пикантность ситуации состояла в том, что Александра Паулиновна тоже пришла в ПИН из Северо-Двинской галереи, в 1930 - 1932 гг. заведовала отделом, в котором работал Иван Антонович, а в 1930 - 1931 гг., кроме того, была заместителем директора ПИНа, но уволилась из него за два года до исторической встречи в Семином овраге.
Александра Паулиновна предложила Ивану Антоновичу убираться подобру-поздорову. Когда Иван Антонович, было, заартачился, Александра Паулиновна подала на него в суд г. Тетюши и выиграла процесс.
Делать нечего, пришлось Ивану Антоновичу ретироваться "несолоно хлебавши", и он отправился в Каменный овраг (километрах в 30 к западу от Семина оврага). Из него берет начало речка Сухая Улема. Местонахождение названо Ишеево. Там летом 1929 г. студент-геолог Носов в верхнепермских песках нашел скелет хищного ящера. В 1930 - 1931 гг. здесь вел раскопки ленинградский Центральный геолого-разведочный институт (ныне ВСЕГЕИ), а в 1934, 1935 и 1939 гг. - ПИН. Иван Антонович организовал эти раскопки и руководил ими в 1935 и 1939 гг.
"Не было бы счастья, да несчастье помогло". В Каменном овраге за три сезона Иван Антонович произвел самые крупные в своей жизни раскопки. Мощная кровля костеносной линзы с одним, местами двумя прослоями известняков, которые уже в наше время бульдозер не брал. В 1930-е годы в ручную делали все. Число нанимаемых рабочих временами достигало 40. Был голод, и колхозники нанимались за кормежку пустыми макаронами. На территории России эти раскопки уступают по масштабам только раскопкам В. П. Амалицкого на Малой Северной Двине и более поздним раскопкам в Очере (Пермская область) под руководством П. К. Чудинова. В Ишеево была раскопана принципиально новая богатая диноцефаловая фауна, нигде до того не известная. Эта фауна раскрыла новый своебразный этап развития пермских фаун наземных тетрапод Европейской России и Южного Приуралья.
Наладив работу в Каменном овраге в 1934 г., Иван Антонович оставил на хозяйстве Ю. А. Орлова, а сам опять отправился на геологические работы в Сибирь.
Во второй половине сезона 1934 г. он возглавил работы Верхне-Чарской геологической партии Геологичесского института АН СССР, расстянувшиеся аж до января 1935 г. Занимались геологической съемкой и попутным поиском полезных ископаемых, в частности нефтеносных структур. Спутниками его были: петрограф А. А. Арсеньев, коллектор-художник О. Н. Лесючевская и студент-геолог Ленинградского университета Н. И. Новожилов, впоследствии известный палеонтолог, сотрудник ПИНа и участник многих ефремовских экспедиций. Это был самый тяжелый сезон в жизни Ивана Антоновича. Непредвиденная задержка отодвинула время выхода на маршрут почти до ледостава. Стужа и ледяной ветер сопровождали сплав по Олекме, работу в долине р. Токко и бассейне Чары. Температура к концу сезона достигала -40° С. Закончив работу участники отряда собрались в Могоче лишь в середине января. Общая протяженность маршрутов составила 2700 км, что втрое превысило проектное задание.
По результатам двух полевых сезонов И. А. Ефремова (1932 и 1934 гг.) они с А. А. Арсеньевым написали статью "От Алдана до верховьев Чары" и составили геологическую карту Олекмо-Чарского нагорья и западной части Алданской плиты. Карта этого труднодоступного района была использована даже при составлении большого советского "Атласа мира", изданного в 1954 г. Но, по-видимому, именно сезоны 1932 и 1934 гг. подорвали богатырское прежде здоровье Ивана Антоновича. Однако именно приобретенный в геологических экспедициях 1930 - 1935 гг. опыт, не только научный, но и жизненный, открыли ему впоследствии двери в литературу. Именно там рождались сюжеты большинства его ранних рассказов: "Озеро Горных Духов", "Путями старых горняков", "Олгой Хорхой", "Голец Подлунный", "Алмазная Труба", "Юрта Ворона". В 1972 г. Иван Антонович писал, что "Голец Подлунный" "хроникальное и точное описание одного из моих сибирских путешествий". Под именем Георгия Балабина в рассказе выведен сам Иван Антонович, а геолог по имени Александр Александров - это его спутник - А. А. Арсеньев. Только когда он пишет о событиях декабря 1935 г., в действительности они относились к 1934 г.
Интересна история "Алмазной трубы". Рассказ повествует о нахождении геологами взрывной кимберлитовой алмазоносной трубки у нас в Якутии. В 1972 г. Иван Антонович писал: "Двенадцать лет спустя после его написания на письменный стол, за которым был написан рассказ, легли три алмаза из первых добытых в трубке, расположенной на Сибирской платформе, правда южнее места действия "Алмазной Трубы", но точно в той геологической обстановке, какая описана в рассказе". Компетентные органы Ивану Антоновичу даже предъявляли претензии, дескать знали и умолчали, а через открытую печать выдали гос. тайну. Однако каждому читателю его беллетристических произведений должно быть ясно, что их автора можно заподозрить в грехе утопического социализма, но в сочувствии "международному империализму" - никак.
Опыт полевой геологической работы безусловно имел, хотя и более опосредованное, преломление и в его фантастических произведениях. В "Лезвии бритвы" читаем: "Начальник тот, кто в трудные моменты не только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину - начальника, первый в ледяную воду - начальник, первая лодка через порог - начальника, потому-то он и начальник, что ум, мужество, сила, здоровье позволяют быть впереди. А если не позволяют - нечего и браться". Узнаете?..
|
