Иван Антонович Ефремов - великий мыслитель, ученый, писатель фантаст научные труды, философская фантастика, биография автора
Научные работы

Научные труды

Научно-популярные статьи


Публицистика

Публикации

Отзывы на книги, статьи

Литературные работы

Публикации о Ефремове


Научная фантастика
Романы
Повести и рассказы

 
 

П. К. Чудинов. Иван Антонович Ефремов (1907 - 1972)

 
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22,
 

    20) Ваше представление о счастье и несчастье — Любимый человек, любимое дело, здоровье, возможность труда, в путешествии хорошие книги. Несчастье — нездоровье, нелюбимый труд, утрата близких.

    21) Недостаток, который Вы скорее всего склонны извинить — Глупость.

    22) Недостаток, который внушает Вам наибольшее отвращение — Злоба, жестокость.

    23) Какое событие в истории человечества Вы считаете величайшим проявлением человеческого гения, какое изобретение Вы считаете величайшим — Письменность. открытие огня н копья.

    24) Ваш любимый художник и любимая картина — Из старых мастеров — Веласкес "Венера с зеркалом", З. Серебрякова "Автопортрет".

    25) Ваш любимый скульптор и любимая скульптура — Поликтет "Дорифор", Бернштам "Укротительница змей", Витали "Венера".

    20) Ваш любимый зодчий и любимый памятник архитектуры — Воронихин. Цусимская церковь (в Ленинграде, разрушена), Конарак, Кхаджурахо.

    27) Ваш любимый композитор, любимый певец и любимое музыкальное произведение — Рахманинов, Чайковский. 2-я Венгерская рапсодия Листа — 1 часть, опера "Хованщина", балет "Легенда о любви".

    28) Ваш любимый ученый — ?.

    29) Ваш любимый драматург и любимое театральное произведение — ?.

    30) Ваш любимый кинофильм — "Мост Ватерлоо".

    31) Какую общую черту характера Вы больше всего цените в людях — Доброту.

    32) Какую черту характера женщины и мужчины Бы больше всего цените — Доблесть в мужчине и достоинство в женщине.

    33) Ваш идеал человека — ?.

    34) Каково значение, на Ваш взгляд, личности в истории человечества — Большое.

    35) Каким Вы представляете себе человека будущего — Написал в своих романах.

    36) Ваш девиз и любимое изречение — Ништо!, Up ship and out! (Кораблю взлет!), Метрон — Аристон (Самое лучшее — мера во всем).

    37) Ваше отношение к алкогольным напиткам и курению — Все в меру.

    38) Какой продолжительности должна быть активная деятельность человека и как рано она должна начинаться — 14—18 ч в сутки.

    39) Лучшее время суток, года, лучшая пора в жизни — В молодости — ночь, сейчас — вторая половина дня, осень.

    40) Самый знаменитый день Вашей жизни — ?

    41) Ваше любимое растение, животное, любимая птица — Дерево — сосна, лошадь, сова.

    42) Ваш любимый цвет, запах — Синий, мимозы.

    43) Ваше любимое имя (женское, мужское) — Любимые по звучанию или ассоциации — Александр, Дениза, Анастасия, Таис.

    44) Ваше любимое блюдо, любимый напиток — Шашлык, чай, квас.

    45) Что бы Вы сделали в первую очередь, если бы в руках оказалась "Лампа Алладина" — Уничтожил бы все вооружение.

    46) Вы лирик или физик — Ни то, ни се.

    47) Вы оптимист или пессимист — Посредине.

    48) Как Вы относитесь к "летающим тарелкам" — Вранье.

    49) Как Вы считаете, бывали ли пришельцы на Земле — Нет.

    50) Каково Ваше мнение о существовании Атлантиды — Была — это Крит.

    51) Назовите год, когда человек ступит на Луну, Марс, Венеру — ?.

    * * *

    Данные анкеты отлично дополняются воспоминаниями профессора П. С. Воронова, геолога, заведующего кафедрой структурной и морской геологии Ленинградского горного института: "Имя Ивана Антоновича для меня всегда будет свято. Это был исключительный, удивительный человек — ученый, писатель и, конечно же, прежде всего — мыслитель, который не только проторил новые пути в науке (его учение о тафономии), но также сумел завлекательно и правдоподобно проникнуть в далекое прошлое нашей цивилизации, за несколько тысяч лет до нашей эры и также (что еще более удивительно!) заглянуть далеко вперед за многие десятки тысячелетий в чарующее коммунистическое будущее ("Туманность Андромеды"). Однако для меня, познавшего счастье духовной близости с Иваном Антоновичем, было и есть важно еще и другое — то чувство светлой дружбы, которое мне дарил этот Человек и Гражданин, всегда наполненный глубокими чувствами любви к людям и нашему социалистическому Отечеству, в которое он так верил и которому так верно и непреклонно служил. Но этого я вновь коснусь далее, а пока расскажу о том, как я впервые познакомился с Иваном Антоновичем.

    Случилось так, что в 1964 г. мне предложили написать для газеты "Литературная Россия" небольшую заметку о вышедшей годом раньше в издательстве "Советский писатель" книге Е. Брандиса и В. Дмитревского "Через горы времени", посвященной серьезному анализу творческого метода И. А. Ефремова, тесно связанного с историей его жизни, жизни не менее интересной и романтичной, чем судьбы многих из созданных им героев. В этой своей заметке, помещенной в № 99 от 20.11.1964 г. на странице 11 упомянутой газеты под рубрикой "Навстречу II съезду писателей РСФСР. Критика критики", я писал: "Широкая популярность произведений И. А. Ефремова объясняется тем, что в них талантливо сочетаются художественные достоинства, занимательность с глубокой познавательностыо. Книги И. А. Ефремова будят в человеке мысль и высокие чувства. О чем бы ни рассказывал нам писатель — о приключениях древнеегипетских мореплавателей или о встречах межзвездных скитальцев, за каждой страницей написанного им кроется исключительная сила Духа, разум и высокий гуманизм его литературных героев.

    К творчеству И. А. Ефремова можно, конечно, относиться по-разному, но к нему нельзя оставаться равнодушным. Автору этих строк, геологу, не раз приходилось принимать участие в самых жарких дискуссиях относительно рассказов и повестей И. А. Ефремова, разгоравшихся среди его товарищей то в тундре Арктики, то на корабле под экватором, то на берегах ледяного континента. Высказывались различные мнения о частностях, но все были единодушны в одном: именно так и надо писать в этом жанре..."

    От всех этих слов, написанных мною более двадцати лет назад, я не откажусь и сейчас. Более того, прошедшее с тех пор время еще более укрепило меня в уверенности о их безусловной правильности.

    Впервые произведения И. А. Ефремова я начал читать сразу же после Великой Отечественной войны, и они всецело захватили меня, тогда начинающего геолога, своим высоким романтизмом необычайных странствий и открытий. С этим непреходящим впечатлением я уехал в 1955 г. на зимовку в Первую советскую антарктическую экспедицию, провел на берегах Антарктиды более 400 дней, побывал в местах, где еще никто не ходил за всю историю человечества, и, вернувшись вместе со своими новыми товарищами и друзьями на Родину с багажом ярких впечатлений, огромным количеством фактического материала, обуреваемый множеством идей об исследованном нами материке, я, тем не менее, был буквально потрясен "Туманностью Андромеды", публиковавшуюся тогда Иваном Антоновичем в журнале "Техника — молодежи". Уже потом, по прошествии нескольких лет, я писал в упоминавшейся выше заметке так: ""Туманность Андромеды" — это глубоко новаторское и, смело могу сказать, эпохальное произведение научно-фантастической литературы. Читая его, ощущаешь дыхание Космоса, веришь в титаническое могущество науки и видишь захватывающие перспективы Коммунистического Завтра. Такое произведение хочется перечитывать по многу раз".

    После публикации указанной заметки я послал ее вместе со своим письмом Ивану Антоновичу, поскольку из книги Е. Брандиса и В. Дмитревского с удивлением узнал о том, что и он, Иван Антонович, так же как и я, пользовался вниманием и помощью нашего выдающегося отечественного всемирно известного ученого-палеонтолога Н. Н. Яковлева — удивительно цельной личности, о котором упоминал В. И. Ленин и который в свое время вместе с Н. К. Крупской ходил за Нарвскую заставу в Петербурге читать лекции для рабочих.

    Ответ И. А. Ефремова на мое письмо не заставил себя ждать. Вскоре я получил от него в подарок только что опубликованный им роман "Лезвие бритвы" и чудесное письмо, несколько отрывков из которого нельзя не привести. Иван Антонович писал: "Очень здорово — это совпадение "сингулярных точек" наших жизней. И я бродил по Поповке в поисках ископаемых, и это тоже было моим первым приобщением к полевой палеонтологической работе. И я приходил к Н. Н. Яковлеву с просьбой о введении в науку и ушел от пего с запиской в Центральную геологическую библиотеку — дать этому щенку книги и пускать в читальный зал. И геологическая работа — у Вас больше севера, у меня — Азии, зато Вы достигли Антарктиды, дальше которой на планете идти некуда, а я лишь помечтал о ней, собирая книги Берда, Шеклтона и Скотта.

    Все это не может быть случайным — вероятно, одинаковые интересы порождают одинаковые стремления и сходные реакции при выборе путей. Еще раз оказываются нравы индусы, говорящие о формировании кармы по собственным поступкам... Позвольте в качестве новогоднего подарка послать Вам свою последнюю книгу "Лезвие бритвы". Когда будете в Москве, почему бы Вам не позвонить мне и буде у обоих окажется время, зайти ко мне?..."

    Я, естественно, при первом же случае воспользовался этим лестным предложением, позвонил, услышал в ответ чуть глуховатый и слегка заикающийся голос Ивана Антоновича: "Ах, это Вы Павел Стефанович? Обязательно сегодня же приходите"... Так начались наши встречи, а затем и дружеская близость, в результате чего Иван Антонович взял с меня слово при каждом моем приезде в Москву ему обязательно звонить и заходить. Выполнение этого обязательства стало приятной традицией, неукоснительно соблюдавшейся мною вплоть до столь безвременной кончины Ивана Антоновича.

    Вот каким образом судьба подарила мне целый ряд необычайно интересных вечеров, наполненных яркими и глубокосодержательными беседами о многом, что волнует сейчас геологов и наших сограждан, но об этом я поведаю когда-нибудь в другой раз.

    Однако что бы мне хотелось обязательно сказать теперь и что я особенно бережно буду всегда хранить в своей памяти? Иван Антонович Ефремов раз за разом представал передо мной при наших встречах не только большим писателем и ученым, нет! Это ведь дано и многим другим. Иван Антонович обладал еще одним чрезвычайно редким качеством, которое я хочу особо подчеркнуть вновь и вновь: он был мыслителем, а это, как известно, дается людям крайне редко. Да, я имел счастье повстречать на своем жизненном пути человека глубоко чувствовавшего направление развития человеческого общества, стремившегося видеть и переживать его достижения и недостатки, удивительно по-настоящему русского человека и патриота, чрезвычайно заинтересованного в лучшей судьбе нашего Отечества; человека, всегда стремившегося к тому, чтобы наши погрешности (совершенно неизбежные при поисках новых непроторенных путей, когда поневоле приходится использовать метод проб и ошибок) не перерастали бы в наши грехи перед историей и людьми.

    Да, Иван Антонович Ефремов был великий гражданин! Все, кто сколько-нибудь внимательно и вдумчиво читал его произведения, должны это хорошо понимать и постоянно об этом помнить. Огромное ему спасибо за то, что он был именно таким, ибо он, безусловно, был одним из украшений мыслящего человечества".

    * * *

    "Мое знакомство с И. А. Ефремовым состоялось, как и у подавляющего большинства его читателей, через его книги. А точнее, оно началось с "Лезвия бритвы". Книга поразила меня точно выписанными картинами индийских реалий. Будучи специалистом по культуре и этнографии Индии, я всегда с большой опаской читала и читаю описания этой страны в беллетристических книгах, постоянно встречая явно проступающее желание авторов поразить читателя экзотическими картинками, за которыми скрывалось (и, увы! до сих пор часто скрывается) полное незнание жизни индийского народа в любом ее проявлении — от бытовых мелочей до религиозных и философских концепций.

    И вот, вернувшись из очередной поездки в Индию, еще храня в памяти совсем свежие впечатления и воспоминания, я встретилась на страницах "Лезвия бритвы" с рассказами о многом, что только что сама видела, о чем только что сама говорила с индийцами.

    — Вы давно вернулись из Индии? — было моим первым вопросом, когда мы встретились с Иваном Антоновичем.

    — А я там никогда и не был,— ответил он с такой типичной для него усмешкой, как бы окрашенной ожиданием реакции собеседника.

    И реакция воспоследовала:

    — Вы меня, что называется, разыгрываете, да? Я ведь узнала места, описанные в книге, это Мадрасское побережье, эти храмы и тени Кхаджурахо и многое другое.

    — Да не был я там, не был. Но читал. Да, много пришлось прочитать. А потом — работы художников, фильмы... Просто вся эта информация обретает три измерения в нашем сознании. Я вижу все это, совсем реально вижу.

    И вот эти слова были ключом ко многому в его творчестве. Он видел. Не выдумывал, а видел. Видел своих звездолетчиков и далекие планеты, видел весь земной шар, все его уголки. Видел, сидя за своим письменным столом, в комнате, где на столе всегда стояла большая пепельница с малахитовым узором, а по стенам на стеллажах книги, книги, книги.

    И вечная ему наша благодарность за умение так рассказать нам о том, что он действительно видел во время своих интереснейших поездок и экспедиций, и о том, что он "видел" своим широким и богатым сознанием и чем так щедро делился с нами, своими читателями"

    Это написал индолог Н. Р. Гусева, доктор исторических наук, известная читателям своими рассказами и книгами о истории и культуре Индии. В основу ее воспоминаний о И. А. Ефремове положены первые впечатления о индийских главах третьей части романа. Да, Ефремов не был в Индии и Тибете, как и во многих местах Земли, где действуют его герои. Здесь его опыт и личное восприятие заменены мастерством художника. Он не был в Индии, но его интересы и знание географии, геологической и палеонтологической истории Индии и всего полуострова — возможно, части некогда существовавшего Гондванского материка — неизбежно перешли в интересы к сравнительно недавней истории и культуре. Подобная экстраполяция, казалось бы в далекие области знания, составляла особенность его таланта. Все "точно выписанные картины индийских реалий" — ни что иное, как результат его многолетнего интереса к природе, истории и культуре Индии. Тот же самый подход мы видим в его более ранней "Дороге Ветров", где день сегодняшний и день вчерашний человеческой истории соприкасается с прошлым, давно исчезнувшим, но сохранившимся в каменных листах геологической летописи. В прослеживании этой преемственности и связи времен И. А. Ефремов особенно ярко индивидуален как ученый-естествоиспытатель, для которого существует одна наука — история.

    В тех же главах романа "Лезвие бритвы" фигурирует таинственная, волшебная Шамбала, страна исполнения желаний. Ефремов словами уважаемого индийского профессора определял Шамбалу как философскую категорию, как символ предела перевоплощений, перевал, высшую точку восхождения и совершенствования. Отсюда более понятна и, можно сказать, близка фраза-эпиграф из той же "Дороги Ветров": "Научились ли вы радоваться препятствиям?", которая написана на одном из высочайших тибетских перевалов. Она передает разделяемое Ефремовым философское звучание фантастической Шамбалы. Последнее, в свою очередь, более заземленно перекликается с "Белым Рогом" Ефремова, с его философской и жизненной позицией: "Дорогу осилит идущий". Эта позиция в корне отличается от бытующих, порой спекулятивных произведений, где Шамбала становится ареной для развития событий в разнузданно-трафаретном детективном жанре или объектов сомнительного мифотворчества.

    Длительная переписка и знакомство связывало И. А. Ефремова с американским палеонтологом, профессором Калифорнийского университета Э. К. Олсоном. При жизни Ефремова он пять раз посетил нашу страну и искренне привязался к Ивану Антоновичу. Мне нетрудно судить об этом как участнику всех встреч и другу профессора Олсона, письма которого ко мне до и после смерти Ивана Антоновича полны добрых слов, дани восхищения и глубочайшего уважения в адрес Ефремова. Характер их отношений и оценка Ефремова одним из крупнейших зарубежных палеонтологов, к тому же близко знавшим этого человека, с объективностью и симпатией отражены в кратких почти тезисных воспоминаниях профессора Олсона, Они написаны не по первому впечатлению от утраты, а почти пять лет спустя, для заседания Ученого совета Палеонтологического института, к 70-летию со дня рождения И. А. Ефремова [В переводе сохранена рубрикация автора воспоминаний.— П. Ч.].

    "То, что профессор Иван Антонович Ефремов был выдающимся ученым и писателем, едва ли нуждается в комментариях.

    Его специальные научные исследования свежи, как будто они только что опубликованы. Его концепция тафономии всемирно известна в палеонтологии.

    Его научная фантастика, исторические романы распространились по всему миру и сделали его явлением среди фантастов Запада и Востока.

    Для меня профессор Ефремов означал большее. Он был моим другом, советчиком, а иногда и строгим критиком.

    После нескольких лет переписки мы впервые встретились с ним в 1959 году в Палеонтологическом музее в Москве. Там я изучал его любимых пермских позвоночных в его кабинете, под строгим взглядом неизвестной мне фотографии... [На фотографии был изображен академик П. П. Сушкин.— П.Ч.]

    Его лукавый юмор был неистощим. Встречи привели к тонкому взаимопониманию, которое с годами усилилось, и мы лучше узнали друг друга. Из под покрова его юмора постепенно выявлялось глубокое чувство чести и справедливости, вытекающее из его характера. Однажды он с юмором заметил мне, что его заикание на английском языке является результатом недостаточно близкого разрыва снаряда с британской канонерки.

    Его философия, ставшая для меня ясной, была в скрытой силе этого человека, который казался иногда загадочным представителем своего общества.

    Ю. А. Орлов, Э. К. Олсон и И. А. Ефремов

    Ю. А. Орлов, Э. К. Олсон и И. А. Ефремов. Фото автора, 1961 г.

    Его щепетильность, а иногда резкие на вид критические замечания проистекали из его приверженности к строгой объективности. Он не скрыл от меня, что моя книга "Палеозоология позвоночных" была отступничеством от палеонтологии, а моя работа по морфологической интеграции позвоночных была направлена по ложному пути. Также совершенно прямо он одобрял работу, которая согласовывалась с его взглядами на геологию и естественную историю. При этом его похвалы, как и критика, были всегда дружественными.

    Тесное взаимное понимание еще более усилилось, когда наши семьи познакомились при нескольких посещениях Советского Союза. Мы провели вместе много часов, обсуждая глубины путей нашей жизни, наши стремления и опасения, пытаясь представить действительность и ее трудности в виде доступной пониманию системы.

    Этот человек, профессор Ефремов, был редкой личностью, которая, казалось, не чувствовала границ пространства и времени. Дома он был среди звезд или в открытом океане, далеко от берегов Западной Африки, или в катаклизмах далеких геологических эпох или в несуществующих зонах мира антиматерии.

    Его диалектические изыскания проникали в далекое прошлое человеческой истории.

    Теперь, как и всегда, имеется необходимость в людях с философской смелостью, с такой способностью проникновения в сущность явлений и единство всей природы.

    Все мы в нашей науке день ото дня продвигаемся вперед к более логическим объяснениям факторов, касающихся нас.

    Но мы можем продвигаться вперед в самых мощных и важных направлениях, если объединим наши точки зрения и будем действовать в единстве, которым руководствовался профессор Ефремов. В этом лежат силы, которые увеличивают его значение, выходящее далеко за пределы его опубликованных работ. Они обеспечивают длительное и сильное воздействие, которое он оказывал на всех нас — его учеников, коллег и друзей".